Золотая кровь 3
Шрифт:
Эмбер взяла бумаги и вернулась в дом, от усталости глаза почти слипались и, забравшись в старое кресло, она почти сразу заснула. Ей снились волшебные сны. Золотой свет и дорога, по которой она шла к солнцу, и всё вокруг казалось новым и в то же время знакомым. И птица кетсаль вырвалась, наконец, на свободу и раскинула крылья, заставлять всё вокруг сиять. А бриллиант в руке Эмбер раскрылся, превратившись в сгусток света и тепла, в облако эфира, полетевшего во все стороны. Он растворился в воздухе, пропитал всё вокруг и теперь его мог вдохнуть каждый.
Было ранее утро, когда серые сумерки
Не зря она обратила внимание на то, что дверь открылась слишком легко! В этот дом приходил кто — то кроме неё!
Сейчас она отчётливо услышала шаги. Кто — то шёл очень осторожно, ступая мягко с пятки на носок, чтобы не издавать никаких звуков и судя по тому, что шаги были уверенными, этот человек знал, куда идти.
В голове Эмбер пронеслась тысяча разных мыслей. Но от первой — бежать, она вынуждена была отказаться. Ей некуда бежать. Да она и не может. Ей нужно где-то прятаться до завтра, пока Констанца не достанет для неё документы, туату, аругву и всё остальное, что понадобится ей, чтобы безопасно покинуть город. Но теперь, в свете того, что она узнала из бумаг отца, побег потерял всякий смысл. И что делать дальше, она пока не знала. Вот поэтому она решила затаиться и понаблюдать. В конце концов, это её дом, и если понадобится, она сможет за себя постоять.
Вряд ли это погоня. Даже если её побег обнаружился, едва ли Виго, да и Морис сложат два и два, чтобы отправиться искать её именно сюда, да ещё и ночью. Раз они до сих пор не поняли, кто она такая, то вряд ли поймут и дальше. Возможно, это кто-то бесстрашный или глупый, кто не боится ольтекских проклятий, и поэтому устроил себе здесь тайник, как она на старом кладбище Санта — Муэрте. Тогда этот человек не задержится здесь надолго. А может быть, здесь прячется такой же, как и она белец? Ведь кто ещё станет скрываться в таком опасном месте?
Эмбер медленно присела и бесшумно подобрала с пола оторванную дверцу тумбочки, а затем подошла ближе к открытой двери. Она слышала, что человек прошёл по коридору и направился вправо, в крыло, где находилась кухня, обитали слуги и располагался выход на задний двор. Она осторожно, ступая на носочки, прошла по коридору, спряталась за выступом арки и выглянула. На фоне более светлого окна, Эмбер увидела фигуру, склонившуюся над плитой на кухне. Чиркнули спички — человек зажёг фонарь. И вот это было лишним — если кто-то увидит с улицы свет в заброшенном доме, сюда могут прислать жандармов.
Человек был один, что же — прекрасно. Незваные гости ей тут совсем ни к чему. На кухне есть верёвка, она свяжет этого незнакомца, а потом решит, что делать.
Эмбер осторожно подкралась сзади и замахнулась дверцей, но ударить не успела. Человек среагировал мгновенно, уйдя в сторону рывком, развернулся и в его руке блеснул нож. Она успела увернуться, ударить по руке с ножом и отпрыгнуть, прикрывшись столом…
—
Она замерла и удивлённо спросила:
— Коуон? Это ты?
— Да, да, это я, сеньорита Эмилиэна! — радостно воскликнул Коуон.
— Ох, Лучезарная… — пробормотала она, узнавая старого ольтека. — Как ты здесь…
Эмбер отбросила дверцу тумбочки и, недоговорив, шагнула ему навстречу, обняла порывисто и разрыдалась. Беззвучно и без слёз.
— Ну тихо, тихо, сеньорита Эмилиэна, — прошептал Коуон и осторожно погладил её по плечу одной рукой. — Всё хорошо. Хорошо. Никто тебя не тронет здесь.
Она отстранилась и вытерла глаза, хотя слёз не было, только горло першило от сухих рыданий.
— Меня будут искать, — произнесла она тихо и задула фонарь.
— Здесь тебя никто не найдёт. Здесь везде защита от чужаков, — Коуон указал на окно, над которым висел на бечёвке пучок соколиных перьев, а на стене нанесён защитный знак ольтеков.
— Если бы это помогало, — вздохнула Эмбер, — отец был бы сейчас жив.
— Тогда Коуон был слаб духом, а сейчас его дух силён, — ответил Коуон, ничуть не смутившись. — Сюда не войдёт никто с дурными мыслями.
— Как ты оказался здесь?
— Время пришло.
— Идём, — она махнула рукой, указывая на дверной проём.
Они вышли во внутренний двор, туда, где когда — то была терраса с прекрасным видом на Лагуну, и сели на старую рассохшуюся скамью. Утро наступало медленно, под сенью деревьев и лиан, которые накрывали особняк и лужайку, было ещё темно из — за буйной растительности, столько лет не знавшей руки садовника. И взглянув наверх, Коуон внезапно произнёс:
— Много работы. Всё заросло.
Эмбер вздохнула, проведя рукой по тому месту на старом дереве скамьи, где они с братом когда — то вырезали ножом свои имена, и внезапно начала говорить. Она рассказала Коуону всю свою историю, не в силах остановиться. Он слушал молча, и на его лице не отражалось никаких эмоций. Как будто старый ольтек погрузился в этот рассказ настолько, что его душа улетела куда — то далеко, а на скамейке осталось только застывшее тело. А Эмбер говорила и говорила, чувствуя, как из неё выходит боль, как будто Коуон, оказался ниточкой в прошлое и связал вместе то, что было и то, что есть сейчас. Ей нужно было рассказать кому — то всю правду о себе, о своей жизни, о том, через что она прошла, ведь только Коуон мог по — настоящему её понять. И от этих слов, от всего, что она выплеснула из себя, горло постепенно расслабилось и на душе стало легче, словно она сбросила тяжёлую ношу, которую несла все эти годы.
Она замолчала, и какое-то время они сидели, слушая посвисты птиц и глядя на то, как первый луч солнца пробивается сквозь листву.
— А что произошло с тобой? — спросила она, наконец, прервав молчание.
— Коуон плохо помнит, как выжил, — ответил он, моргнув несколько раз, словно возвращаясь из далекого путешествия. — Дух его был слаб. Только ноги сильны, донесли до дома маэстро Фьори. Потом мой дух бродил по землям предков, видел многое и многое узнал. Потом Коуон вернулся и нашел следы тех, кто это сделал. Принёс жертву Красноглазому Туруну и попросил его о возмездии.