Золотая лихорадка. Как делают олимпийских чемпионов

Джонсон Майкл

Когда после пресс-конференции я вернулся в свой номер в отеле, меня там ждали мой тренер, родители, брат и сестры. Они обняли меня и сказали:

– Мы очень любим тебя.

Помню, я тогда сказал им всем:

– Я очень благодарен вам за то, что вы все здесь. Для меня это очень много значит. Но сейчас я хочу побыть один.

И остался один, на стуки в дверь не отвечал, потому что не хотел никого видеть. Я открыл дверь лишь моему отцу. Наверно, в тот момент я попросил бы кого угодно оставить меня в покое. Но не его. Он всегда был моим героем, и я восхищался им. Мой отец никогда не был слишком эмоциональным человеком, но, несмотря на это, в любых сложных жизненных ситуациях

с должным спокойствием он в нужное время говорил мне самые нужные слова. Поэтому в тот тяжелый для меня момент именно с ним я почувствовал себя спокойно.

– Мы все очень гордимся тобой, – сказал он. – Я знаю, тебе сейчас очень нелегко, но ты должен держаться. Все будет хорошо.

Было видно, как он переживает за меня.

– Да, все будет хорошо, – ответил я.

Именно его слова помогли мне пережить тяжелые дни после того полуфинала в Барселоне.

Мой второй олимпийский шанс

И вот спустя четыре года у меня снова был шанс. Шанс не только выиграть олимпийскую медаль, но и войти в историю спорта. Мы вместе с моим агентом и менеджером Бредом смогли убедить Международную ассоциацию легкоатлетических федераций (IAAF) [19] заявить меня на выступление сразу в двух олимпийских дисциплинах – в беге на дистанциях 200 и 400 метров. До этого момента еще ни один бегун в мире не участвовал сразу в этих двух олимпийских видах.

После шести месяцев интенсивных тренировок и соревновательной практики я был готов. Даже более чем готов. Перед Олимпиадой я тренировался в городке Вако, штат Техас, где мой тренер Клайд Харт все еще работал наставником по легкой атлетике в Университете Бейлор [20] . Я тренировался там практически ежедневно. В последнюю неделю до старта вместо силовых тренировок мы сконцентрировались на отработке технической стороны забега. Мы решили дать мышцам моего тела отдохнуть и восстановиться для того, чтобы во время главного олимпийского старта я чувствовал себя свежо, и только лишь за несколько дней до него провести последнюю полноценную тренировку.

В основном всю эту неделю я отрабатывал технику старта, который, как я всегда считал, был моим слабым местом. В тот день, на который была намечена моя последняя основная тренировка перед Олимпиадой, я, как всегда, сначала размялся. Эта разминка была в основном направлена на отработку скоростной выносливости и техники бега. Помню, после разминки ко мне подошел Клайд и спросил, не стоит ли мне попробовать сделать пробные забеги в шиповках, в которых я всегда бегаю 200-метровую дистанцию. Обычно на подобных тренировках я бегал именно в этих легких шиповках, но на этот раз решил не одевать их до самого олимпийского старта, а потренироваться в обычных беговых кроссовках, хотя это было и не очень удобно.

Во время тренировки мы всегда использовали специальное звуковое устройство, которое издавало звук с интервалом в несколько секунд и очень помогало мне поддерживать необходимый темп бега. Подобно метроному, который заставляет музыканта держать нужный ритм, это устройство помогало мне точно чувствовать свою скорость на дистанции. Таким образом, я мог бежать именно в необходимом мне темпе – ни быстрее, ни медленнее. С точки зрения стабильности результата это было очень важно для тренировочного процесса. Посудите сами: благодаря устройству я мог пробежать двухсотметровую дистанцию три раза подряд, за 23 секунды каждый. Это было значительно эффективнее, чем если бы я, допустим, бежал один забег за 21 секунду, второй – за 25 секунд, а третий – за 23 секунды.

В течение пятнадцати лет я слышал звук этого устройства, который раздавался из громкоговорителя на стадионе

Университета Бейлор. Я уже настолько привык тренироваться с ним, что изготовил себе свое собственное подобное портативное звуковое устройство, для того чтобы, уезжая из Вако, я мог всегда взять его с собой.

В тот особенный день я отрабатывал 200-метровый забег, настроив звуковое устройство на 23-секундный результат. Стартовал. На 50-метровой отметке дистанции я заметил, что несколько опережаю график бега. Несмотря на это, я продолжал держать заданный темп. Я ожидал, что на следующей отметке дистанции буду иметь приблизительно такой же запас опережения графика бега. Но он стал еще больше! Я немного расслабился и сбросил темп для того, чтобы на финише уложиться в 23 секунды, но на третьей отметке мой временной результат только улучшился! На последнем отрезке дистанции я уже решил не снижать темп своего бега, несмотря на то что делал это обычно.

Я пересек финишную черту, думая, что опередил заданный результат максимум на секунду, не более. Наконец я услышал звук. 21,5 секунды. Не может быть! Я опередил график на целых полторы секунды! Это был просто невероятный результат для тренировки, ведь около месяца назад, на соревнованиях, я пробежал за 19,66 секунды, установив этим результатом новый мировой рекорд! Но ведь здесь был простой тренировочный забег, тем более вторую часть дистанции я бежал, уже несколько расслабившись, для того чтобы попасть в заданные 23 секунды. Просто невероятно! Я явно находился в своей лучшей спортивной форме.

Я посмотрел на своего тренера Клайда, который молча стоял на внутренней дорожке, уставившись на свой секундомер. Обычно после забега он сразу говорил мне, чтобы я возвращался к стартовой линии, но на этот раз он просто молчал. Как ни в чем не бывало, я спокойно отправился к линии старта, как делал это всегда во время интервала между забегами в девяносто секунд.

– Тридцать секунд! – услышал я команду Клайда.

Эта команда означала, что минута отдыха между забегами уже прошла, и через тридцать секунд я уже должен снова быть на линии старта. Девяносто секунд означает, что на отдых есть лишь девяносто секунд. Не сто секунд, не две минуты – именно девяносто секунд. Это не означает то, что через девяносто секунд после забега я иду назад к линии старта. Через девяносто секунд я стартую снова. И ни секундой позже.

Я вернулся к линии старта и приготовился. Прозвучал сигнал, и я побежал. Из собственного опыта я знаю, что на первых пятидесяти метрах дистанции я всегда прикладываю больше усилий, чем на оставшихся. Обычно я делаю максимально мощный старт, вхожу в ритм бега, а затем слегка расслабляюсь и просто поддерживаю этот ритм. На этот раз я решил попробовать начать забег поспокойнее. Но, пробежав первую отметку дистанции, которая находилась на 50 метрах, я услышал сигнал лишь спустя полсекунды. Как и в предыдущем забеге, я вновь опережал график бега.

«Надо бы чуть сбавить», – подумал я.

Однако вносить изменения в темп бега на ходу очень непросто, да и неудобно, поэтому я решил продолжать бежать в своем ритме. Тем более что оставалось еще две трети дистанции. Второй забег я пробежал приблизительно с тем же результатом, что и первый, – где-то на полторы секунды быстрее, чем было нужно.

Я посмотрел на Клайда – он снова молчал. А у меня словно выросли крылья. Я чувствовал, что нахожусь в своей лучшей спортивной форме, и, хотя уже через девяносто секунд мне нужно было бежать последний из трех забегов, я знал, что если захочу, то могу бежать его и через двадцать секунд. Но этого делать нельзя. Так же, как нельзя бежать тренировочный забег на максимуме. Но я был готов к этому.