Золотая лихорадка. Как делают олимпийских чемпионов
Шрифт:
Мой врач и Клайд снова посоветовали мне прекратить участие в соревнованиях. Несмотря на то, что из-за своей травмы я не принимал участие в чемпионате США и, соответственно, не попадал в национальную сборную, Международная ассоциация легкоатлетических федераций установила новые правила, согласно которым все действующие чемпионы автоматически попадали на чемпионат мира 1997 года в Афинах. Поэтому я продолжал готовиться к забегу на 400 метров, но приехал на чемпионат мира далеко не в лучшей форме. И в предварительных забегах я это сразу же почувствовал. В четвертьфинальном забеге я решил, что мне нужно постараться сэкономить как можно больше сил, поэтому в самом конце забега я не стал оглядываться назад для того, чтобы узнать, какое преимущество я имел перед своими соперниками. Это было моей ошибкой,
После того, как были получены все результаты и оказалось, что я попадаю в следующий раунд соревнований, я не проронил ни единого слова и отказался давать любые интервью. Я не мог дождаться того полуфинала. В том забеге я собрал всю свою силу воли в кулак и показал время, которое было лучше персональных результатов на 400 метров всех участников того чемпионата мира. И все это при том, что я не был полностью здоров. Один из моих товарищей по сборной США Тайри Вашингтон [156] , который в то время считался молодым, подающим большие надежды бегуном, сказал после того полуфинала, что никак не ожидал от меня такого бега, поскольку все уже были уверены в том, что чемпионат мира для меня практически закончен. Когда меня спросили, что я думаю по поводу его слов, я сказал:
– У меня нет слов, чтобы что-то сказать. У меня есть только забег, который нужно бежать. Я очень рад тому, что Тайри тоже попал в финальный забег, поскольку в нем он увидит то, как я его выиграю!
Когда начался финальный забег, я был уверен в том, что смогу одержать победу, хотя прекрасно знал, что борьба будет очень жесткой и что я не полностью здоров и готов к нему. Я попытался быть одновременно и осторожным, и конкурентоспособным. Первые 200 метров я пробежал очень хорошо, но после них начиналось самое сложное. Именно тогда я почувствовал боль в моей травмированной ноге. Но я продолжал бежать. Приблизительно на 270-метровой отметке дистанции я почувствовал резкую боль на внутренней стороне ноги, в районе паха. Как будто я потянул мышцу. Я уже подумал о том, что для меня забег закончен, как вдруг боль ушла. Еще ни разу на соревнованиях в своей борьбе за первое место я не находился так далеко на второй половине дистанции. Примерно за 120 метров до финиша я бежал шестым! Если и было время, когда нужно было увеличивать свой темп, то это было именно оно. Но я даже не думал об этом – у меня просто не было другого выбора. Единственное, о чем я подумал тогда: «Нет никакой травмы. Я могу бежать, поэтому – беги!»
И я побежал. Включившись в работу, я обогнал всех соперников и выиграл золотую медаль.
По сей день я считаю этот забег одним из лучших за всю мою спортивную карьеру, поскольку в тот день я смог доказать всему миру то, что я был таким же борцом за победу, как и все предыдущие шесть лет. Но даже после этого чемпионата мира сомнения по поводу моих способностей не прекратились. Например, в 1998 году, когда на чемпионате Соединенных Штатов из-за травмы я отказался участвовать в забеге на 200 метров, журналисты тут же выдвинули гипотезу о том, что я это сделал намеренно, поскольку боялся соперничества с Морисом Грином – человеком, который ни разу не побеждал меня на этой дистанции! Это было полнейшее безумие!
В то же самое время меня критиковали за то, что я был недостаточно дружелюбен, эксцентричен и подвижен. Вся эта критика начала появляться в то самое время, когда многие легкоатлеты стали называть себя артистами. Еще задолго до того, как Усейн Болт стал дурачиться и изображать из себя клоуна, подобная манера поведения начала распространяться среди спринтеров, особенно тех, которые бежали стометровку. Они называли это «устроить шоу перед
Я никогда не собирался заниматься подобной ерундой. Некоторые бегуны говорили о том, что это помогает им расслабиться перед забегом, но мне не нужно было расслабляться перед ним. В отличие от многих моих соперников, которым, для того чтобы снизить давление соревнования, приходилось притворяться, что это их абсолютно не беспокоит, я хотел ощущать это давление и бежать к своей цели под этим давлением. Кроме того, люди собрались на трибунах для того, чтобы увидеть этот забег и то, как быстро я в нем побегу.
По сравнению с другими спринтерами, имена которых чаще всего упоминались в средствах массовой информации, меня считали слишком серьезным. Но я не хотел быть клоуном на беговой дорожке. Я хотел быть соперником и победителем. Так или иначе, меня критиковали за то, что я был самим собой.
Наверное, большинство людей мало знали обо мне как о человеке, потому что я никого не допускал в свою жизнь. Возможно, это было моей ошибкой. Я всегда был закрытым человеком и никогда не позволял журналистам и репортерам проникать в личную жизнь Майкла Джонсона.
Мой кумир
Благодаря Мохаммеду Али, который всегда был для меня кумиром, я понял, как правильно надо себя вести со средствами массовой информации. В 1995 году, благодаря одному из моих спонсоров, я прослушал учебный курс средств массовой информации, во время которого нам показали запись одной из пресс-конференций Али. Меня поразила его уверенность в себе и умение управлять средствами массовой информации. Тогда я захотел стать похожим на него.
До этого момента я знал Али как одного из самых великих боксеров в истории. Еще в детстве я смотрел по телевизору бои с его участием, и вся моя семья всегда болела за него. Первый раз в жизни, когда я расстроился из-за спортивного соревнования, был тот, когда Али потерпел поражение.
Несмотря на те ощущения, которые я испытал во время просмотра видеозаписи пресс-конференции Али во время моего учебного курса, поначалу я рассматривал его как просто очень хорошего оратора. Затем я понемногу начал понимать то, что он делал. Он не просто умел управлять средствами массовой информации и много говорить – он демонстрировал невероятную способность заставить людей смеяться и задавать ему вопросы именно на ту тему, о которой ему хотелось говорить. Он был очень веселым, находчивым и остроумным. Его выступления были невероятны.
Я знал, что особенности моего характеры были совершенно другие и что я никогда не смогу провести интервью так блестяще, как это делал он. Поэтому я решил самостоятельно развивать свои способности управлять средствами массовой информации, частью чего, по иронии судьбы, я стану позже. Я пытался брать под свой контроль те мероприятия, в которых они принимали участие.
Безусловно, в том, что ты находишься в центре общественного внимания, есть и свои преимущества. Став знаменитым человеком, я получил финансовое благополучие и смог осуществить некоторые свои мечты. Это также позволило мне помогать другим людям. Уже десять лет я оказываю финансовую поддержку одной из школ в Окленде [157] , в которой получают образование дети из неблагополучных семей. Мало того что я, как знаменитый человек, имею возможность разговаривать с этими детьми и влиять на них, каждый год мы проводим аукцион, все вырученные средства с которого тратим на покупку новых учебных принадлежностей, школьного оборудования и оплату учителям этой школы. Я специально устраиваю прием для того человека, который заплатил самую высокую цену на аукционе, куда он может взять с собой двадцать своих друзей или членов семьи. В прошлом году я заработал для этой школы около ста тысяч долларов только благодаря тому, что посещал приемы, на которых люди хотят видеть знаменитого человека.