Золотая лихорадка. Как делают олимпийских чемпионов
Шрифт:
Я никогда не отказывался принять чей-то вызов, не собирался отказываться и от этого. Тем более что в попытке убедить всех в том, что именно он является самым быстрым человеком на планете, Донован позволил себе не очень лестные высказывания в мой адрес. Стерпеть такое я не мог.
Я обратил внимание, что в целом он провел не очень хороший сезон, несмотря на то что на Олимпиаде он выступал в качестве действующего чемпиона мира. В течение сезона он показывал крайне нестабильные результаты, одержал относительно мало побед на различных европейских соревнованиях и не выглядел внушительно в предварительных забегах в Атланте. Даже в финальном забеге на 100 метров он не лидировал в первой половине, хотя и смог вырвать победу на финише, установив новый мировой рекорд. В своем интервью я заявил о том, что в последнее время
– Но на дистанции 150 метров, – сказал я в конце интервью, – у него не будет никаких шансов на победу.
Естественно, журналисты донесли до Донована лишь то, что я сказал о нестабильности его результатов в начале сезона и о том, что ему никогда меня не победить. Это вызвало еще большую шумиху. Организаторы начали вести переговоры с нашими агентами о проведении этого забега на 150 метров. Вокруг этого события велось очень много разговоров, среди которых постоянно возникали разговоры о наших откровенных высказываниях в адрес друг друга. Я считал, что существуют и другие бегуны, которые тоже законно могут претендовать на звание самого быстрого человека планеты и что они тоже должны принять участие в этом забеге. Если бы в нем приняли участие такие великие бегуны, как представитель Великобритании Линфорд Кристи, представитель стран Карибского бассейна Ато Болдон, который в Атланте выиграл бронзовую медаль на дистанциях 100 и 200 метров, представитель Африканского континента Фрэнки Фредерикс, который на этих же дистанциях стал серебряным призером, и Карл Льюис, один из самых перспективных спортсменов того времени, этот забег мог бы стать самым невероятным соревнованием самых быстрых людей планеты. Но Донован был категорически против.
В конце концов, было решено, что забег состоится только между нами. Я дал свое согласие, потому что просто хотел с ним сразиться. Забег был назначен на май 1997 года, местом проведения выбрали Торонто. В течение нескольких месяцев до проведения забега казалось, что Донован был неспособен говорить о своих собственных шансах на победу в нем, поскольку все это время он лишь пытался дискредитировать мои способности. Естественно, средства массовой информации все это «раздували». И хотя я не хотел отвечать на это, предпочитая говорить лишь о своих возможностях, некоторые из его язвительных насмешек я не мог оставить без ответа.
Как бы там ни было, я сосредоточился на своей подготовке и в назначенное время, готовый к бою, прилетел в Торонто. Как только я там появился, меня застали врасплох. А я это просто ненавижу. Без моего ведома всё это афишировалось, как сражение Америки с Канадой, со всеми вытекающими из этого последствиями на родине Донована. Канадцы, у которых всегда было что-то вроде комплекса неполноценности по отношению к своим соседям, наконец-то почувствовали, что у них есть олимпийский чемпион, который может стать лучше американца. Это событие также помогло им забыть тот неприятный инцидент, который произошел восемь лет назад с Беном Джонсоном, когда на Олимпийских играх 1988 года в Сеуле он был уличен в применении запрещенных стероидов.
Забег на 150 метров был спланирован таким образом, что 75 метров его дистанции приходилось на вираж и 75 метров – на прямую. Я знал, что у меня был шанс одержать в нем победу, поскольку у Донована всегда были проблемы с прохождением виража. Факт того, что я был более мощным бегуном, также свидетельствовал в пользу моей победы. После того как на пресс-конференции Донован наговорил про меня всякую ерунду, включая его заявление о том, что я не хочу участвовать в этом забеге, я решил доказать всем, насколько я был уверен в своей победе. Каждый из участников этого забега, независимо от его результата, получал по одному миллиону долларов. В дополнение к этой сумме победитель забега получал еще полтора миллиона долларов. Поэтому я решил бросить вызов Доновану и заявил:
– Я предлагаю каждому из участников отдать свой миллион долларов в общий фонд, таким образом, победитель этого забега получит все деньги.
Конечно же, Донован отклонил это предложение.
Наконец настал день забега. У меня получился очень удачный старт, но через несколько метров дистанции у меня произошло растяжение четырехглавой
Доказать самому себе
После того забега и на протяжении всего сезона 1997 года я был решительно настроен доказать всему миру, что я не лентяй и обманщик, а точно такой же спортивный боец, каким я был на Олимпийских играх – самом грандиозном спортивном событии в мире. Поэтому когда врачи, для того чтобы лучше залечить мою травму, настоятельно порекомендовали мне не принимать участия в соревнованиях в том сезоне, я решил, что для меня это неприемлемо. Восстанавливаясь после травмы, я продолжал тренироваться и таким образом перехитрил их.
Я очень сильно хотел вернуться на беговую дорожку и доказать всему миру, что я не сдался. Поэтому я решил полететь на международные соревнования в Париж и принять участие в забеге на 400 метров – единственной дисциплине бега, в которой я не проигрывал на протяжении последних семи лет. Я занял на нем лишь четвертое место, что явно свидетельствовало о том, что я не восстановился после своей травмы. Однако несколько информационных агентств сразу же после этого заявили о том, что это поражение наряду с моим «поражением» Доновану Бэйли показывают всем то, к чему может привести постолимпийское самодовольство.
Мой врач и Клайд снова посоветовали мне прекратить участие в соревнованиях. Несмотря на то, что из-за своей травмы я не принимал участие в чемпионате США и, соответственно, не попадал в национальную сборную, Международная ассоциация легкоатлетических федераций установила новые правила, согласно которым все действующие чемпионы автоматически попадали на чемпионат мира 1997 года в Афинах. Поэтому я продолжал готовиться к забегу на 400 метров, но приехал на чемпионат мира далеко не в лучшей форме. И в предварительных забегах я это сразу же почувствовал. В четвертьфинальном забеге я решил, что мне нужно постараться сэкономить как можно больше сил, поэтому в самом конце забега я не стал оглядываться назад для того, чтобы узнать, какое преимущество я имел перед своими соперниками. Это было моей ошибкой, и в результате двое из них обошли меня на самом финише. Все закончилось тем, что я не выходил автоматически в полуфинал, и мне пришлось ждать результаты всех четвертьфинальных забегов, после которых объявляются имена тех спортсменов, которые попадают в полуфинал по времени своего результата. Это дало повод всем моим недоброжелателям на дополнительные сомнения и критические высказывания в мой адрес. Однако их комментарии не шли ни в какое сравнение с тем, что происходило внутри меня. Мы вместе с тренером молча сидели и ждали результатов, благодаря которым можно было понять, имел я право участвовать в дальнейшей борьбе за медаль или нет.
После того, как были получены все результаты и оказалось, что я попадаю в следующий раунд соревнований, я не проронил ни единого слова и отказался давать любые интервью. Я не мог дождаться того полуфинала. В том забеге я собрал всю свою силу воли в кулак и показал время, которое было лучше персональных результатов на 400 метров всех участников того чемпионата мира. И все это при том, что я не был полностью здоров. Один из моих товарищей по сборной США Тайри Вашингтон [156] , который в то время считался молодым, подающим большие надежды бегуном, сказал после того полуфинала, что никак не ожидал от меня такого бега, поскольку все уже были уверены в том, что чемпионат мира для меня практически закончен. Когда меня спросили, что я думаю по поводу его слов, я сказал: