Золотая пряжа
Шрифт:
Кмен остановил коня внезапно, когда уже перестал понимать, где находится. Одно ясно – на вражеской территории. Но разве не вся земля для гоила – вражеская территория?
Ее больше нет – вот все, что он знал. Сердце стучало, как молот, – в пустоте.
Палач
Фея упала беззвучно, как лист с дерева. Неррон с трудом встал
«Пусть это послужит предупреждением их эльфийскому мастеру, – заметил Неррон про себя, сдирая когтями серебро со щек. – Гоил им не по зубам».
Олень все еще пытался освободиться. Такое чувство, что она сама не очень-то хотела спастись. Черт, это не зверь, а чудовище. Никогда прежде Неррон не видел таких огромных оленей. Но Щенок как ни в чем не бывало прошел мимо фыркающей бестии. Его взгляд приковало распластавшееся возле кареты тело. Растерянный мальчик – больше ничего. Или нет, Неррон, теперь к этому добавится еще один титул: Палач Темной Феи.
Мотыльки роились над ней, как пчелы, потерявшие свою царицу. Щенка они не трогали, кроме одного, который порхал прямо у его лица. Уилл не прогонял его. Неррон подошел к карете. Фея лежала на земле с открытыми глазами. Что означает смерть для бессмертной?
Свое колдовское оружие Щенок все еще сжимал в руках. В мягких, улиточьих руках. Сейчас Неррон мог бы запросто убить его, ведь у Щенка больше не было стражей. Почему же он не делал этого?
Семнадцатый уже полностью одеревенел. Глядел из-под коры полными ужаса глазами – бальзам на сердце гоила. Среди листьев, которые выпустили его превратившиеся в ветви руки, блестело несколько серебряных.
Но Шестнадцатая еще шевелилась. Уилл повернулся к ней, когда она прошептала его имя, – все, на что ее хватило. Щенок вытаращился, совсем как ее одеревеневший брат. Он выронил арбалет, словно надоевшую игрушку, и шагнул к тому, что совсем недавно было девушкой. Шестнадцатая стояла на коленях. Пенек, еще хранивший очертания человеческого тела.
Она даже могла двигать одной рукой. Уилл погладил ее по лицу, от которого уже мало что оставалось. Лоб и щеки отражали надвигавшуюся ночь. Тем не менее он ее поцеловал. Любовь к стеклянной девушке – очень трогательно.
Уилл не заметил, как Неррон поднял арбалет.
Ну вот пожалуйста. Нашел – потерял – и снова нашел.
Неплохой конец, хотя и не совсем тот, на который он рассчитывал. Вот только олень почти высвободился. Осторожней, Неррон! Каково погибнуть насаженным на рога с арбалетом в руке? Собственно, почему бы не опробовать оружие на звере, для разнообразия. Или вместе с ним умрут все олени?
Какая разница, такой возможности Бастард упустить не мог. Он вынул стрелу из тела Феи, словно вытащил из воды. Торопись, Бастард.
Олень вставал на дыбы и рвал последние прутья. Что за рога! Зверь бычился, готовясь к нападению, и словно не замечал арбалета. Удивительно!
Олень смотрел на Уилла. Может, не стоит ему мешать? Неррон всегда охотно препоручал другим
Щенок все еще стоял в траве рядом с пеньком, который когда-то был стеклянной девушкой. Он даже не оглянулся.
Черт с ним! Неррон натянул стеклянную тетиву. Пальцы болели, словно их окунули в кислоту. Бастард в роли защитника, каково! Но олень, похоже, видел только Уилла. Возможно, все дело в арбалете. Магическое оружие часто отводит глаза своим жертвам.
Стрела настигла его в прыжке. Зверь споткнулся и, рванувшись в последний раз, издал почти человеческий стон. Ониксы, конечно, забрали бы рога, но Неррона не интересовали охотничьи трофеи. Арбалет вдруг стал легким, каким он помнил его после первого раза, когда стрелял в Джекоба Бесшабашного. Что ж, на этот раз отомстить не получилось. Он отыскал на земле бездонный кисет и упрятал в него оружие. Арбалет сделал свое дело, Неррон, не более.
Щенок тем временем отдирал кору со своей возлюбленной. И делал это с такой осторожностью, словно очищал какое-нибудь сокровище. Нефритовый юноша и стеклянная девушка – чем не сказка. Жаль, что у нее такой печальный конец.
Только теперь Неррон понял, зачем он спасал Уилла. Предоставить какому-то бодливому козлу сделать то, о чем так долго мечтал сам! Он отомстит… за что? За все те унижения, которые претерпел по вине Джекоба Бесшабашного, или за поруганный священный камень? Хотя ответ известен…
Почему же у него опускаются руки, стоит только взглянуть в это улиточье лицо? Проклятье! Не из его ли розовой кожи Неррон хотел сшить перчатки? А как насчет того, чтобы поджарить Щенка на костре, где сгорят и его одеревенелые стражи? Нефритового гоила больше нет! И теперь этот чертов мир для Неррона пуст, как глаза мертвой Феи, мертв, как этот олень. Это преступление – рассказывать детям сказки. За такое надо отрезать язык.
Неррон шагнул к Уиллу и вытащил пистолет.
– Оставь ее! – приказал он, целясь в пустую голову «принца». – Мы трогаемся. Почему, думаешь, она строила тебе глазки? Она знала, во что превратится, когда приблизится к Фее. Иначе зачем ты им был бы нужен? Мне вот только интересно, что за дела у их эльфийского папаши с феями? Неважные дела, судя по всему.
Как подозрительно резко повернулся к нему Щенок.
Прекрати мечтать, Неррон!
– Мы не можем бросить ее здесь, она еще жива.
– Жива? Не уверен, что к ней это вообще когда-нибудь относилось. Ты видел ее глаза? Может, их стоит вырезать для пущей убедительности?
И тут он проступил снова. Бледно-зеленый, как древние храмы Королевской крепости. В мире нет и не будет ничего прекрасней. Душа Неррона затрепетала.
Однажды это уже было. Или нет, этому только предстоит быть.
Щенок – один из них, на все времена. И все благодаря Фее! Его золотые глаза вспыхнули гневом.
– Позволь угадать, о чем ты думаешь? – Неррон направил пистолет в нефритовый лоб. – Что она погибла зря, так? Как же, весь мир крутится вокруг тебя, идиот. А я уверен, ты сделал именно то, чего хотел папаша твоей стеклянной подружки. Ну а теперь Бастард возьмет свое. Каждому по заслугам. Сам сядешь на лошадь или показать тебе, как гоильская пуля пробивает нефрит?