Золотая рота
Шрифт:
– Счастливчик ты, Генка. Женщина под боком, работа любимая, – усмехнулся хорошо одетый, но сильно изменившийся не в лучшую сторону Рома Проценко. Был когда-то подтянутым, атлетически скроенным, а теперь отяжелел, мешки под глазами. Куда подевался элегантный капитан спецназа, плевавший на опасности и умудрявшийся выглядеть модным денди даже в трудном бою? Тридцать шесть лет – моложе Андрея! – А у меня дела хреновые, мужики, – пожаловался Проценко, отхлебывая пиво из кружки. – Уже два года строем не хожу, на холодец пускать пора. – Он выразительно оттянул жировую складку на животе. –
– Терзает болезненное чувство долга, Ромка? – остроумно подметил Генка.
– Большого долга, – кивнул Проценко. – Как говорится, дайте мне три тысячи рублей, и я переверну мир… Не могу никак привыкнуть. Как штыком в самоуважение. Квартиру отсудила, снимаю комнату в подмосковном захолустье, удобств никаких, кроме одного – кладбище под боком, тружусь сторожем в тамошнем гараже… А-а, махнул на себя давно. – Он ударил кружкой по столу. – Даже пить не хочется…
– Но одет ты неплохо, – осторожно заметил Генка.
– А с этим все в порядке, – засмеялся Проценко. – Отрыжка старой натуры. Тресни, но держи фасон, называется. Я ведь только перед вами в жилетку плачу. А для остальных у меня все хорошо – современная квартира, красивая жена, денег куры не клюют. Вроде и смысл в жизни есть – показывать другим, насколько я преуспевающий чел и как выиграл, покинув ряды несокрушимой и легендарной.
– Дела-а… – почесал небритую щеку четвертый присутствующий, тридцатипятилетний Алексей Крикун, похожий на рано состарившегося бычка. – Стыдно признаться, мужики, но я тоже ушел со службы. Как зацепило в 2008-м у Цхинвала, отлежался в госпитале, нога практически не гнулась. Плюнул на все, завязал военную карьеру. Меня бы в любом случае в ВДВ не оставили. А идти в обычную часть – противно, разве это армия? Работаю охранником в каком-то фонде, хрюкаем помаленьку. Посещаю спортзал – в отличие от тебя, Ромка. Нога в норме, год уже не болит…
– Ты, кстати, похудел, – подметил Куприн. – Был размером со средний танк, а теперь так – с легкий.
– Это да, – засмеялся Генка. – Леху и свои, и чужие боялись. Кулаки пудовые, харя страшная, интеллект – ниже плинтуса. С таким если встретишься в темном коридоре, а еще не дай бог в окопе – преждевременная дефекация обеспечена.
– У самого у тебя харя страшная, – обиделся Крикун. – Мне подруга, наоборот, говорит, что я посимпатичнее стал, похорошел; можно теперь и замуж за меня без страха.
– Ну, если учесть, что было раньше… – задумчиво протянул Генка, и все расслабленно засмеялись, и Крикун в том числе, а потом дружно выпили.
– Налегать не надо на это дело, мужики, – предупредил Андрей. – Еще по пиву, и достаточно.
– Кстати, только я это заметил? – сказал Генка. – За столом во вшивой кафешке собрались те, кто выжил в том хреновом бою под Шатоем. Я был сержантом – два месяца до дембеля, ни о каком военном училище еще не помышлял, Леха Крикун контракт отрабатывал, а вы, товарищи офицеры… ну, офицерами и были. «Духи» лезли, как молоко из кастрюли, наших – кот наплакал. Если бы не те вертушки из соседнего полка, что свалились
– Аксютин тогда еще выжил, – мрачно бросил Проценко. – Без ноги остался. Сейчас побирается где-то в Тюмени.
– А еще Пургин, – прогудел Крикун. – Не любил его никто. Он и под пули-то без охоты лез. Дело свое открыл в Жуковском. Бизнесмен, едрена мама.
– А также старший лейтенант Ясиновский, – добавил Андрей. – Сшили парня в госпитале на живую нитку, молитвой оживили. Сейчас он мусорщиком в Лондоне, жалеет страшно.
– Но зато в Лондоне… – вздохнул Проценко. – Ладно, мужики, довольно лирики. Мы прослушали твое предложение, Леший – не знаю, как другие, а я лишь уловил про деньги, которые еще надо как-то получить. Давай еще раз.
– Деньги уже получены, – сказал Андрей, – остался пустяк – отработать их.
Он повествовал минут десять – неторопливо, подробно, чтобы уяснили и вчувствовались: предстоит не туристическая поездка в один из привлекательных уголков земного шара. Хотя…
– Деньги, в сущности, неплохие, – озвучил недодуманную мысль Генка Тимашевский, – я бы даже сказал, громадные. Опять же пальмы, солнышко, море. Ради этого можно закрыть глаза на тот бред, что мы сейчас услышали, – пропажа автобуса, битком набитого людьми, отсутствие следов, тотальное замалчивание инцидента… Я с тобой, Андрей Николаевич. Выбор очевиден, как говорят рекламные конструкции.
– Пятьдесят тысяч долларов… – Проценко схватился за голову и в ужасе уставился в пространство. Потом скептически поцокал языком и вздохнул.
– Не хватает? – с сочувствием справился Генка. И закончил под суровый мужской смех: – Это нормально, Ромка. Чем больше денег, тем ужаснее осознавать, что их мало.
– А это где? – задумчиво пробормотал не сведущий в географии (и не только в географии) Крикун. – Это там, где Гондурас?
– Ну, примерно, – допустил Куприн.
– Вест-Индия, – вздохнул относительно образованный Проценко.
– Западная Индия? – поразился Крикун. – Вы чего, мужики? Я запутался – на хрена нам в Индию?
– Господи, Леха, – схватился за голову Генка, – ты когда-нибудь мозгами пользуешься?
– Никогда, – фыркнул Проценко. – Сила есть – ума не надо. Леха, мы едем на Карибское море. Где растут пальмы и плавают яхты с белыми парусами, где кокосы падают прямо в рот, а обнаженные мулатки приносят пиво в постель, а потом ведут тебя в ласковые волны – по белому песочку, мимо черепах, лениво открывающих рты, мимо перламутровых ракушек, а над тобой в это время вьются пестрые попугаи и что-то щебечут, щебечут…
– Монтана… – восхищенно прошептал Крикун, а остальные молчали, завороженные представленной картиной.
– Следует понимать, что никто не отказывается? – кашлянув, сбросил оцепенение Андрей.
– Пляжные тапочки берем? – деловито осведомился Генка.
– А как у нас со знанием испанского языка? – спохватился Проценко. – Лично у меня плачевно. Только английский – в объеме программы начальных классов.
– С языком нормально, – уверил Андрей.
– А у меня и с русским-то не всегда, – сокрушенно вздохнул Крикун.