Золотая рыбка
Шрифт:
Тридцатого, на исходе рабочего дня, Полина подняла трубку селектора и услышала Его голос:
– Как у тебя со временем? У меня полный завал. Только что стало очевидно, что раскидать все дела в этом году все равно не удастся... Ни черта не соображаю. Может, хлебнем кислорода?
И вот они оказались в "форде" Глеба, удаляясь от центра Москвы. Полина ничего не спрашивала, искоса поглядывая на профиль, в котором преобладали сегодня жесткие, решительные линии. Она тихо порадовалась, что надела новое пальто-накидку цвета индиго, от которого её глаза светились сапфиром. И волосы, оказывается, очень кстати вымыла
– Не возражаешь, если махнем за город? Хочется среди елок постоять. Задрать лицо к небу и ни о чем не думать.
– Прекрасная идея. Стоит попробовать.
Глеб свернул на окружную. Шеренги ярких фонарей освещали синие, уже совсем ночные сумерки. Кое-где возле спальных районов белели заснеженные перелески, насквозь просвеченные огнями домов.
– Что ты думаешь обо мне?
– коротко спросил Глеб.
– Только хорошее, - кляня себя за уклончивость, ответила Полина. Вместо того, чтобы взахлеб живописать, как восхищает её работоспособность директора, в какой трепет приводит деловая хватка, как волнует близость и сколько несбывшихся надежд дарит каждая встреча, она снова предпочла отмалчиваться.
– Я зануда, фанатик, забитый, как мой компьютер всякой цифровой дребеденью. Только с виду хлыщ, а на самом деле - шпана. Хорошим манерам меня обучала девяностолетняя дворянка, выпускница Смольного. Два раза в неделю я ходил к ней на занятия. Потом я обнаружил свою глухую необразованность. Классическая музыка, литература, живопись для меня непаханная целина. Кое-что нахватался по верхам, память цепкая. А копни поглубже - темнота! Я стихов не знаю. В школе не учил, теперь нет времени. Я даже не смотрю видак и не в курсе, как сейчас принято объясняться с женщиной. Ну, если речь идет о серьезных чувствах, а женщина чрезвычайно воспитанная...
Полине надо было положить голову на его плечо или погладить затылок, но она сжалась, сдерживая участившееся дыхание.
– У тебя, вероятно, была большая любовь. Но этот парень оказался недостаточно сильным,чтобы удержать её. А ты не умеешь приспосабливаться, ненавидишь компромиссы. Скажи прямо: что во мне тебя не устраивает?
– Глеб говорил медленно и строго, словно обсуждал пункты солидного контракта Полина почувствовала - настал самый ответственный момент. Она набрала полную грудь воздуха, затаилась, слыша, как колотится в висках сердце, и зажмурилась.
– Я давно люблю тебя, - с облегчением выдохнула девушка. И расплакалась от жалости к себе. Сейчас он начнет её успокаивать, а потом станет избегать. Дружбы уже не вернешь.
Глеб резко затормозил у обочины. Крепко сжав плечи Полины, развернул к себе и поцеловал. Не братским и не прощальным поцелуем. Они целовались долго, позабыв обо всем на свете, пока припаркованный сзади трайлер нервно не засигналил.
Глеб сказал:
– Я истосковался по тебе. Всякое перепробовал, но оказалось - нужна именно ты.
Полине хотелось возразить, что нельзя утверждать ничего подобного после первого поцелуя и довольно прохладных "разговорных" встреч. Но она почувствовала то, что нельзя изобразить - мужчину, обнимавшего её, охватила страсть.
Ни о чем не договариваясь, они понеслись по кольцу налево, к тому самому Чертаново, где
Через час Глеб принес ей телефон:
– Звони отцу, предупреди, что Новый год будешь встречать со мной. Мы ведь не хотим идти в гости?
– Мы хотим остаться здесь.
– Не отрывая от Глеба восхищенных глаз, Полина взяла трубку. Ее опасения оказались напрасными, их близость с Глебом совсем не была похожа на воровской флирт или случайное сближение сослуживцев. Он был нетерпелив и торжественно-нежен.
– Тебе не кажется, что мы неплохая пара, а?
– После долгого молчания, вдумчивого осмотра стен, тарелочек, чашек, спросил Глеб. Они завтракали в последний день уходящего года. За окном сыпал снег, урчала кофеварка, распространяя аромат уютной семейной трапезы. Полина поминутно запахивала на груди махровый полосатый халат Глеба, он же восседал за пластиковым столиком в пестрых бермудах и синей футболке.
– У меня скверный характер. Я слишком серьезно ко всему отношусь. Не умею забывать, прощать... И при этом очень гордая.
– Полина косо взглянула на мужчину, с которым хотела душа в душу прожить всю свою жизнь. Об этом, наверно, и следовало бы сказать. Но она улыбнулась, - Мне кажется, вы здорово придумали, разделив фирмы и сделав меня полноправным акционером. В качестве секретарши я бы не смогла так распоясаться.
– А у меня - жадность. Не могу упустить редкую вещь.
– Глеб хмыкнул. И страсть делать сюрпризы распоясавшимся акционеркам.
Перекусив, они отправились в путь - Глеб привез Полину в ту самую новую квартиру, о которой рассказывала Алла.
В ванной комнате рабочие заканчивали монтировать зеркальный потолок, в кухне, уже полностью оборудованной, нарядно белела мебель с цветными витражами, стекло с таким же рисунком голубых лилий на изумрудно-оливковом поле закрывало верхнюю часть оконного стекла. Кафельная плитка на полу блестела чистотой.
– Вот...
– Глеб провел по комнатам.
– Все уже готово... Интерьер оформлял хороший дизайнер, мебель, занавесочки, всяческие прибамбасы. Спешил, чтобы к Новому году успеть.
– Он гордо взглянул на девушку.
– Не сомневайся, здесь все самое лучшее. Но осталось много для женских рук. Хотел предложить тебе похозяйничать.
– Ущипни меня...
– попросила Полина.
Глеб с улыбкой потрепал её по щеке:
– Успею еще.
Полина сделала пару глубоких вдохов, сосчитала до двадцати пяти и подняла на Глеба сияющие радостью глаза. Осторожно, словно боясь, что он исчезнет, дотронулась до колкого от пробившейся щетины подбородка. Настоящий... Все настоящее.
– Можешь не сомневаться.
– Глеб крепко прижал её к себе.
– Наконец-то! Поздравляю, мужик умеет делать сюрпризы, - хмыкнула Алла. Она зашла в "Оникс" по делам в первый рабочий день нового года и тут же попала на конфиденциальные переговоры с Полиной в пустом кабинете с фырчащей кофеваркой.