Золотая Серединка

Доманчук Наталия Анатольевна

– Только за руки его не хватай, как будто боишься, что мы сейчас все умрем.

Я рассмеялась:

– У меня принципы – три месяца ни-ни!

– Даже за ручку?

– Таш, ну что ты как маленькая. Это я принципы для Эдварда придумала. Вот такая я строгая и правильная дама!

– А, ну тогда ладно, я согласна.

Вечером, после работы я заехала домой, нацепила на себя кофту со встроенной камерой в виде пуговицы и поехала на встречу с Эдвардом.

Очень трудно описать какие я к нему испытывала чувства. Да, он мне нравился, но скорее как брат. И, конечно же, мне нравилась

его влюбленность и готовность делать все по моему первому желанию. Он пришел с огромным букетом, наверное, штук пятьдесят, нежно фиолетовых роз, очень опрятный и его глаза горели, как фонари на Тверском бульваре. Нет, даже ярче. Мы сначала посидели в «Бублике». Он настаивал на хорошем ресторане, где можно испробовать на десерт бриошь, но я его уговорила оставить этот ресторан на выходные, так как этот ресторан находится не в центре города, а тратить сейчас свое время на дорогу не хотелось. Мы перешли на ты. Как-то почти сразу, и у меня было такое впечатление, что я его знаю уже много лет.

А после легкого ужина (я заказала только теплый салат и чашку кофе, а он стейк из лосося с овощами на пару) я сама предложила поехать к нему. Он очень удивился. Но я это попыталась объяснить так:

– Я не хочу водить тебя за нос…

– Это как?

– Не хочу тебе морочить голову. Это выражение ты знаешь?

– Да, слышал.

– Мне необходимо увидеть, как ты живешь. Понимаешь?

– Конечно, все возможно… – лепетал он, но так все еще ничего не понимал.

– Я патологическая чистюля. У меня куча правил, которые необходимо соблюдать.

– Я согласен соблюдать все! – испугался Эдвард.

– Это уже второй шаг. Первый-это если я позволю быть тебе рядом со мной. А вот это я решу только когда посмотрю, как ты живешь.

– У меня хороший квартира, три комнаты и гостиная.

– Меня интересуют не размеры, а чистота. Я не буду жить с грязнулей. И перевоспитывать его тоже не возьмусь. У меня очень много правил и все нужно соблюдать.

– Я готов! – отозвался мой поклонник.

– Их много, – я прищурилась.

– Хорошо, давай поедьте ко мне и все запишем, – предложил Эдвард.

И мы поехали.

Его квартира в Калошном переулке оказалась очень уютной, светлой и просторной:

– Так… – я прошла в гостиную, – значит, тебе нравится минимализм…

Эдвард выглядел немного испуганным. Он осмотрелся, как будто видит эту квартиру впервые и спросил:

– Эта минимализм, да?

– Очень похоже. Отказ от субъективности, репрезентации, иллюзионизма.

Эдвард посмотрел на меня, как на инопланетянина. А я, продолжая прогуливаться по просторной гостиной, продолжала:

– Минимальная трансформация, простота и единообразие форм, монохромность, и я бы сказала, творческое самоограничение. Отвергая классические приемы и используя серийные, конвейерные методы индустриального производства…

Остапа несло! Я мерила шагами комнату и была сама от себя без ума. Если бы я попробовала так изъясняться с Кириллом, то максимум хорошего, чтобы я услышала – это был бы шепот стен или их молчание. Впрочем, от Эдварда тоже никаких звуков еще не исходило. Но скорей всего, Кирилл бы не молчал, а ответил так: «Хорош выделываться». И может еще, потом, добавил бы: «Ужин скоро?». Причем это бы он сказал не после пятилетнего проживания под одной крышей, а в первый день знакомства.

Я замолчала,

задумалась на секунду и усмехнулась. Сама себе. За то, что только сейчас стала понимать, кто был возле меня все эти годы. И еще, что этот «кто-то» совсем мне не подходит.

– Как мне нравяТСя такие женщины! – Эдвард стоял у стеночки и, держа руки как при молитве, восхищался мной.

– А ты рано радуешься. По тому как ты живешь можно узнать о тебе все! Не боишься?

Эдвард засмеялся. Громко. Я впервые увидела, как он смеется и мне очень понравился его смех.

– Артефакт в минималистском интерьере – это символ свободы. Свободы не только от лишних вещей или темных углов, где иногда хранится ненужный хлам, но и свободы от семьи. Посмотри – здесь нет ни одной перегородки, все комнаты связаны между собой, образуя одно большое пространство и четко делят эту квартиру целиком на одного хозяина – на тебя. Здесь нет места другому человеку. Здесь нет места семье, детям, огромной пушистой елке с подарками на Новый год. Здесь даже нет места шумной дружеской компании у этого камина, – я указала на черный, искусственный камин возле столовой, – с бокалом французского вина. Здесь есть только ты один.

Я обреченно опустила руки и выдала вывод:

– Похоже ты большой эгоист.

Его щеки задрожали, брови нахмурились, а глаза так жалобно на меня смотрели, что я отвела взгляд и добавила:

– Скорей всего. Но, конечно, я могу ошибаться.

– Я не эгоист! – громким шепотом выкрикнул он мне в лицо. Я очен хачу семью, много детей и ель, такую, большую, – он поднял руки на собой и потянулся к потолку, – и подарков под нея, и тут нада кресло купить, и плед красный, в клеточку.

– Шотландский вариант, – я решила помочь ему в выборе деталей.

– Да. И я не хочу быть свободный! Я простой, одинокий архитектор, который посвящать всю свою тигриную долю времени работе, а дом этот… – он поднял руки над собой и пытался подобрать слова.

Не знаю зачем, но я решила ему помочь:

– Это место успокоения, релаксации и возможность укрыться от суеты и пестроты мира.

Он облегченно вздохнул и кивнул.

– Если честно, то я совсем не против минимализма. Более того, он мне даже нравится. Я тоже люблю обходиться небольшим количеством вещей, но при этом никогда не ограничиваю себя слишком жестко. Но я не аскетик, ты не подумай.

Мне очень хотелось увидеть его реакцию, и я вопросительно посмотрела на него.

– Я тоже не люблю аскетизм.

– Почему?

– А почему я должен его любить?

– Ну это же так… благородно: ограничить, подавить свое чувство, влечение для чего-то большего!

– Нет. – Стоял на своем Эдвард.

– Тебе по душе гедонизм?

Я специально мучила его заумными словами. Во-первых, хотела сама произвести на него впечатления. А во-вторых, хотела понять насколько он образован.

– Нет. Зачем ты падаеш в крайност? Есть такое понятие, – он задумался или вспоминая, или подбирая слова, – утилитаризм. Знаешь что эта?

– Конечно знаю, – смело ответила я.

Он серьезно посмотрел на меня и улыбнулся, ожидая ответа.

– У меня сложилось четкое убеждение, что утилитаризм выбор лучшего из менее радикальных форм.

– Согласен, а почему?

Я так и не поняла тогда, что это был за допрос, и действительно ли ему была интересна эта тема, или он просто проверял меня на интеллект.