Золотая шпага
Шрифт:
– Александр! – окликнул Лякумович и не узнал собственного голоса: послышался какой-то мышиный писк. – Александр, что ты там шепчешь?
Засядько, не удивившись вопросу, молча протянул левую руку ладонью кверху. За широким обшлагом рукава прятался плотный листок бумаги. Лякумович присмотрелся, но ничего не мог сообразить. Там было несколько фраз, и все на незнакомом языке.
– Не понял, – признался Лякумович.
– Английский, – ответил Засядько коротко.
– Все равно не понял. Что ты делаешь?
– Учу, – ответил железный капитан.
Голос
– Мне недостаточно знания только французского, итальянского и немецкого языков, – терпеливо объяснил Засядько, видя смятение поручика. – Вместо того чтобы преподавать в корпусе латинский и древнегреческий, лучше бы ввели в программу еще два живых языка. Мертвым – вечный покой, живым – жизнь…
– Господи! – вскричал Лякумович потрясенно. – Я думал, ты сочиняешь письмо своей пассии…
– У меня нет пассии, – усмехнулся Засядько. – Есть невеста. Самая красивая на всем белом свете. И она ждет. Когда я вернусь, мы сразу поженимся.
– Когда или если?
– Когда, – непреклонно сказал Засядько. – А письма ее вот…
Он показал другой рукав, где из-за обшлага тоже выглядывал потертый листок бумаги.
Но Лякумович почти не слушал. Какой же величайшей силой воли нужно обладать, чтобы на краю пропасти все так же жадно стремиться к знаниям!
Не успел додумать эту мысль, как вдруг впереди и сверху раздался страшный грохот. И сразу же чья-то сильная рука бесцеремонно схватила его за воротник, рванула в сторону. Лякумович ощутил, что его ноги отделяются от земли. Несколько метров он пролетел по воздуху, больно ударился при падении о камни. На голову посыпалась снежная пыль, в полуметре пронеслась груда камней, из которых самый маленький был с пушечное ядро, а иные превосходили по размерам откормленного быка.
– The mountain avalanche, – послышался невеселый голос капитана.
– Что? – спросил ошеломленный поручик.
– Горная лавина, – перевел Засядько. – Если я правильно произнес. У этих англичан, оказывается, написано по-немецки, а произносится не то по-старофранцузски, не то еще как…
Лякумович влюбленно глядел на друга, спасшего ему жизнь. Но Засядько тут же вернул его к жестокой действительности:
– Посмотри за колонной. Эта лавина наверняка унесла нескольких человек из нашего батальона…
Они вместе с солдатами впряглись в постромки и тащили орудия по обледенелым горным тропинкам. Шел снег, дорожка над пропастью стала совсем скользкой и почти непроходимой. Иногда Засядько становился свидетелем того, как впереди срывались и падали в ущелья орудия вместе с тащившими их гренадерами. Он стискивал зубы и удваивал усилия. Грохот обвалов, ледяной
И все-таки почти половина артиллерии была спасена. Армия вышла из окружения, хотя из двадцати одной тысячи храбрецов осталось в живых менее пятнадцати тысяч. На этом закончился Швейцарский поход. Теперь о вторжении во Францию нечего было и мечтать. Изнуренная армия нуждалась в длительном отдыхе.
На этот раз мостовые Парижа не услышали леденящего душу цокота копыт казацких коней!
На этот раз.
Часть II
ГЛАВА 13
Едва армия вернулась в Россию, Александр как на крыльях помчался в Херсон. На перекладных, доплачивая за скорость, правдами и неправдами меняя коней на тех, которые держали для передачи царских указов, он добрался до Херсона.
Город был все тот же, только показался намного меньше, провинциальнее. Даже люди бродили сонные как мухи, не в пример бойким москвичам или деловым петербуржцам. Здесь жили так, словно на свете не было ни Италии, ни Швейцарии. Их мир был здесь, а за пределами Херсонщины белый свет уже заканчивался.
Он заплатил извозчику, соскочил на землю и побежал по широким мраморным ступеням вверх к заветной двери. Стучать долго не пришлось, двери распахнулись, едва он коснулся пальцами тяжелой резной рукояти.
Привратник всмотрелся, отшатнулся. Александр широко улыбнулся, он понимал его удивление. Уходил отсюда подпоручиком, зеленым юнцом, а вернулся закаленным воином, капитаном гвардии. На нем остался отпечаток дальних переходов, перевалов через Альпы, боев за Мантую, Требию, за множество городов Италии.
– Доложи, что прибыл капитан гвардии Александр Засядько, – велел он весело.
Привратник ошеломленно пропустил его в прихожую, еще более роскошную, чем в тот день, когда видел ее в последний раз. Появился дворецкий. Привратник сказал, заикаясь:
– Вот господин… велит… доложить о себе…
Дворецкий учтиво поклонился:
– Как прикажете доложить? И по какому поводу?
Александр засмеялся:
– Александр Засядько явился получить то, что ему причитается. Так и доложи.
Дворецкий удалился, хмурясь и оглядываясь. На его лице было сомнение. Вряд ли могущественнейший князь мог быть кому-то должен. И уж наверняка не простому армейскому офицеру! Александр прошелся взад-вперед по гостиной, полюбовался картинами: князь знает толк в живописи, отбирал умело, денег не жалел. А вот мебель и ковры чересчур, здесь влияние княгини. Богато, кричаще, чересчур пышно. Как-то не чувствуется руки Кэт…
Его сердце забилось чаще. Сейчас она сбежит по лестнице, бросится в его объятия. Надо будет отступить на шаг, хоть и легка как мотылек, но после такой долгой разлуки просто собьет с ног.