Золотая свирель. Том 1
Шрифт:
Я не собиралась впадать в панику и дергаться. Но вопреки благим намерениям – дернулась, и рванулась, и даже попыталась заорать. И слух уловил – нет, не крик, мне не удалось издать и хрипа – я услышала звон, близко и как будто чуть со стороны. Звон металла о металл. И тотчас в глазах поплыли зеленоватые пятна, а глотку обожгло фантастическим холодом.
Картинка вдруг прояснилась – во мраке фосфорно светящаяся гладь воды, очерченные тающим сиянием контуры подземных скал… Проклятая чернота и неживая зелень… Малый грот! Мертвое озеро…
Черт! Опять? Или… Амаргин не спасал меня, мне это приснилось – горячий
Я опять непроизвольно дернулась – или вздрогнула. Оледеневшее тело не слушалось. Рук словно и нет совсем. Снова звон над самым ухом.
Еще рывок. Я попыталась мотнуть головой – острая боль в затекшей шее; картинка сместилась, и почти весь обзор заполнила светящаяся вода, по которой бежала рябь – я не сразу поняла – от моих рывков. В самом низу, на краю зрения, возникло беловатое пятно. Еще одно усилие – я с трудом переместила взгляд. Что-то мешало разглядеть белое пятно, какая-то гладкая покатая плоскость… проклятие! Моя собственная грудь.
Я, оказывается, стояла в воде, а белое пятно болталось у меня под ногами. Оно почему-то встревожило меня, оно было очень важным, а я никак… я упрямо наклонилась, преодолевая непонятное сопротивление. Снова звон, волосы тяжелой шелестящей массой задвигались у меня на плечах.
Я увидела… человеческое тело. Женщину в белом платье, лежащую у меня под ногами… навзничь, с головой, погруженной в воду, а краем платья зацепившейся за… чешуйчатые драконьи лапы… Я увидела, как волосы ее поднимаются со дна клубком водорослей и плывут, извиваются под светящейся поверхностью, а лицо ее опрокинуто и стиснуто ледяной скорлупой, и пустые глаза как выбитые окна в брошенном доме.
«Ты…» – сказал голос у меня в голове.
Я? Я! Как же так?! Ведь Амаргин вытащил меня… ведь я же… жива! Правда! Я помню, что была жива, Амаргин кормил меня супом, а потом повел на кладбище, и грим спас меня от безумца, а потом эта история с Кукушонком… Амаргин! Амаргин! Амарги-и-ин!
На этот раз отчаянный рывок вынес меня на поверхность. Грудь переполнил свежий, насыщенный запахами воздух, в глаза кошкой кинулась тьма – живая, лохматая, полная затихающих отголосков моего собственного вопля. Эхо побродило над водой у дальней стены, свернуло в коридор и сгинуло в малом гроте.
Во рту было полно песка. Я села и принялась отплевываться. Тьфу – тьфу – тьфу! Чур меня! Увидеть собственный труп…
Тихо. Спокойно. Ты каждый день видишь собственный труп, наклоняясь над водой. Вот, например, руки твоего собственного трупа. А вот ноги. Руки хватают, ноги ходят, что еще надо? Выглядят прилично, не воняют… Я принюхалась. Пахло тиной, ракушками. Немного рыбой. Разложением не пахло.
Ну и чего ты всполошилась? Все в порядке. Нормальные кошмары утопленника. И кто, кстати, сказал, что утопленники не мерзнут? Брр…
В город. Завтра. Куплю одеяло. Два одеяла. Шаль шерстяную. Гребешок. Зеркало куплю, вот. Посмотрю на лицо трупа. Хоть зеркало – настоящее зеркало – вещь дорогая. Я куплю не бронзовое, и не серебряное, куплю хрустальное, из тех, что привозят из Андалана, такое, как было у Каланды…
* * *
255 год от объединения Дареных Земель под рукой короля Лавена (четверть века назад)
…граненая
Чувство недовольства – в чищенной песком крышке от кастрюли я выглядела куда как лучше. Все эти цацки и бирюльки заморские – для благородных. Пусть себя украшают, а мы… Нос морщится, белесые брови жалостиво становятся домиком.
Я невольно отодвигаюсь от жестокого зеркала, и хрусталь ловит иное отражение – жаркое золото смуглой кожи, прекрасные оленьи глаза, пламенные губы, улыбка – как цветок, брошенный в лицо. Она смеется. Ей забавно мое разочарование. Она стоит сзади, дышит в затылок, теплые пальцы, прищемляя волосы, застегивают у меня на шее какое-то бесценное ожерелье. В зеркале прыгают самоцветные огни, что-то алое, что-то солнечно-золотое, что-то винно-желтое. «Не надо, – угрюмо говорю я. – Как корове седло». – «Как – что?» – «Мне это не идет!» Она не понимает: «Куда не идет? Кто не идет?» – «Не годится! Это не для меня! Я в ожерелье еще страшнее, чем без ожерелья!»
Она смеется. Я сгребаю ожерелье в горсть, дергаю со всей дури – сзади и сбоку шею обжигает раскаленной струной, больно лопаются защемленные волосы. Старинное украшение не так-то просто порвать.
Я шиплю, она хохочет: «Простолюдинка не иметь… не сметь иметь альтивес тан грандиосо. М-м-м, альтивес?» – «Гонор, – перевожу я со вздохом, – грандиозный гонор». – «О! Э? Хонор? Нет! Не онор. Другой. Другое слово». – «Гордость», – поправляюсь я. – Простолюдинка не должна иметь такую грандиозную гордость. Да, принцесса. Конечно. Простолюдинка обязана подчиняться и благоговеть», – опускаю руки. «Вьен. Я есть твоя госпожа. Ты иметь… долг слушать мою… меня, араньика».
Я, понурив голову, позволяю трепать себя и вертеть, как куклу.
Я – деревенщина, она – принцесса. Она приехала сюда из Андалана, из Маргендорадо, сказочной страны роз, олив и винограда, чтобы стать королевой. Она – тайфун, огненный смерч, она делает, что хочет. Наша ледяная страна тает сладкими слезами под ее знойным напором. Город затаил дыхание – заморская принцесса чудит, заморская принцесса развлекается. Король позволяет ей творить что вздумается. Я не знаю, любит он ее или нет. Хотя мне кажется, не любить это воплощенное лето просто невозможно…
* * *
280 год от объединения Дареных Земель под рукой короля Лавена (сейчас)
Король… как его звали-то хоть? Король Амалеры… наверное, он давно уже помер, этот король. Как и его невеста, а после жена – Каланда… Каланда, которую я…
Что же такого я сделала с ней? Я сжала ладонями виски. Не помню. Не помню. Белесая муть в башке. Кисель какой-то, а не мозги. Ладно. Пусть.
Потом.
Потом вспомню. Никуда это от меня не убежит. У меня теперь только и дел – кормить мантикора да тешить воспоминания.