Золотая свирель
Шрифт:
— Не помнишь, как сюда добрались? Это дом какого-то Барсука, ты мне его сам указал.
— Сколько… времени прошло?
— Дней пять. Меньше недели. Точно не знаю.
— Ты тут… так со мной и сидишь?
— А что делать? Тебя же оставить нельзя, бандит ты эдакий. Ну-ка, давай я тебя лекарством напою, а потом поедим.
Он выпил теплого отвара, но встать мне не позволил. Свободная рука вышелушилась из-под меховых плащей, уцепила меня за запястье.
— Постой. Звать-то тебя как, сестренка?
— Леста.
— Молодая ты.
— Ну, здрасте! Сперва «спасите-помогите», потом «охота ли возиться»? Ты же обещал меня озолотить.
— Хе! — Он ухмыльнулся, растянув закорузлые губы. — Думаешь, врал? Сапоги мои не выкинула?
— Нет, тут лежат.
— В правом… за голенищем. Кармашек потайной. Пошарь.
Я пошарила в сапоге и нашла горсть камешков и золотых украшений. Они все уместились у меня на ладони. После сокровищ Стеклянной Башни богатства Рохара Лискийца смотрелись убого.
— Че кривишься? Золото это. Настоящее.
— Вижу. Пусть пока в сапоге полежит. Как встанешь, тогда расчитаемся.
Исхудавшая рука накрыла мою ладонь с побрякушками.
— Что-то… стряслось у тебя, сестренка.
Не вопрос, утверждение. Я покачала головой:
— Ну, Рохар. С тобой стряслось кое-что посерьезнее.
— Со мной… — Ухмылка. Печальная, усталая. Не злая. — Со мной ничего особенного… не стряслось. Подельник подставил… друган. — Лискиец дернул плечом, я предостерегающе зашипела: незачем раньше времени рану тревожить. — Это все ерунда. Не раз уж бывало. Я ведь тоже… не сахар. Я тебе… вот что скажу. — Он потянул меня за рукав, я нагнулась. — Пока нас с тобой Боженька к себе не прибрал, сестренка… нужны мы тут. Не себе, так другим. Слышишь? Я это точно знаю. Всегда найдется тот, кому ты нужен. Всегда.
Эта незримая тропинка, эфирная струна, протянулась между нами не сегодня и не вчера. Я давно ее чувствовала, но, пожалуй, только сейчас совершенно сознательно коснулась мысленным зовом — и услышала отклик. Там, за милями спутанных дорог, за лесистыми холмами, за болотами — и прямо тут, в полутемной пещерке внутреннего моего мирка отозвался тот, кем я однажды… какое «однажды»! несколько раз!.. была. О да, я была им — чуть-чуть им, полу-им, на две трети им, и полностью им. От кончика носа до кончика хвоста.
Тебе не страшно?
Нет. А тебе?
Страшновато, признаться. Ты храбрее меня. Может быть, из-за недостатка знаний, может, ты про природе такой смелый человечек. Вероятно, это и есть та замечательная способность, которую углядел в тебе Геро Экель. Она держит тебя воедино, не позволяет ни размыть, ни расточить, с какой стихией бы ты не соединялась. Ты даже не представляешь себе, как это страшно — исчезнуть.
Еще как представляю! Но здесь же совсем другое. Я знаю, ты не причинишь мне зла.
Ты так мне
Эрайн… — я улыбнулась с закрытыми глазами. — Я все-таки рискну.
Тьма тебя побери!
Пауза. Потом:
Иди-ка сюда.
Открываю глаза.
Бревенчатые стены, дощатые перегородки, солома на полу. Пустые кормушки, почти над самой головой, в потолке видна дыра на чердак, из дыры свисают клочья сена. Светлый мрак пустой конюшни, из которой совсем недавно вывели лошадей.
Я лежу на сене, мне мягко и тепло. Рядом, у правого бока, расстелен черный плащ, поверх плаща брошен оружейный пояс и меч в обмотанных ремнем деревянных ножнах. Чуть поодаль стоит холщовая котомка. Когтистой рукой провожу по плащу, стряхивая сенную труху. Это не мой плащ. Это чье-то место рядом со мной.
Шаги снаружи. Скрипит дверь, от яркого света тени шарахаются по углам. Силуэт вошедшего опылен золотистой пудрой, словно залит полуденным солнцем с головы до ног. Отсветы огня и собственное сияние смешиваются, переливаются — не человек, драгоценность живая.
Как я рада тебя видеть, Ратер!
— Рафффррр! — рокочет горло. Змеиный язык щупает изнутри зубы. — Рассс….
— Похавать нам принес, — говорит мой брат, улыбаясь. — Греча со шкварками, вкуснотища! И молока мне в жбанчик плеснули. Пьешь молоко, Малыш?
Кукушонок вешает фонарь на столб и подходит ко мне. Деревянное ведерко с едой — насыпали щедро, от души. В каше торчит пара ложек. Горячая еда божественно пахнет.
— Лопай, — брат протягивает мне ложку. — Не наешься, еще схожу. Господа наши псоглавцы смекают, сытый ты смирнее будешь. Так что ешь от пуза, за себя и за дракона своего.
Меня упрашивать не приходится. Ратер усаживается по другую сторону ведерка, скрестив ноги. Он ест без аппетита, на одну его ложку приходится четыре моих. Потом и вовсе отодвигается от ведерка.
На Кукушонке котта из белого сукна с аппликацией на груди: оскаленная собачья морда. Под коттой — клепаная куртка из вареной кожи. И котта и куртка не новые, с чужого плеча. И меч не новый, и пояс тоже. Все простое, грубоватое, но добротное.
Почесывая конопатый нос и приподняв брови, брат смотрит на меня.
— Завтра к полудню в Амалере будем.
Они уже почти добрались до Амалеры! Я совсем потеряла счет времени.
— Я ведь что думаю… Тебя, Малыш, в подарок королю везут, слыхал ведь?
Киваю. Лезвия мои звенят, легонько царапая спину.
— А брат Хаскольд тут сказывал — наверняка король наш, Нарваро Найгерт, не в клетку тебя посадит, а в яму. Яма у него имеется каменная, нарочно для больших зверюг обустроена. Я к тому, что, может, пора тебе? Уходить? Завтра по дороге сбечь не получится, а потом из города в сотню раз труднее будет.
Кстати, Эрайн! Ратери прав. Ты сам что на этот счет думаешь?
Шевельнулось где-то в глубине, за спиной — и от меня словно тень отделилась.