Золотая удавка
Шрифт:
– Я и сама ничего не пойму, – сказала девушка, – жду, жду, а телефон молчит. Может, Евгения Валентиновна заснула?
– Что ты такое говоришь! – зашипели на нее со всех сторон.
– А что, такое вполне возможно, если долго перебираешь наряды, – стала оправдываться горничная.
– Иди, поднимись и посмотри, что она делает! – велел ей хозяин.
Мирон посмотрел на испуганное лицо горничной и сказал:
– Я думаю, что нам лучше самим подняться.
– Всем, что ли? – фыркнул дядя.
– Вот именно,
– К тому же на всех Женя кричать не будет, – согласилась с ним Вера и покосилась на хозяина дома.
– Ладно, – сказал он, поднимаясь из кресла, – все так все, идемте.
– А я? – спросила Клара.
– И ты, – повернул голову в ее сторону Валентин Гаврилович, – Жене наверняка понадобится твоя помощь при смене нарядов.
Все вышли из гостиной и направились вверх по лестнице.
Клара, чуть замедлив шаг, поплелась позади всех.
Глава 2
Комнаты Евгении располагались на втором этаже по правую сторону.
За дверью с левой стороны располагались спальня хозяина дома, его кабинет и библиотека, а дальше – две комнаты любимого племянника Мирона.
Открыв дверь в половину дочери, Валентин Гаврилович остановился.
– Что-то сердце покалывает, – пожаловался он.
– Может, вам, дядя, посидеть немного или прилечь? – заботливо проговорил Мирон.
– Нет, нет, – поспешно возразил Бельтюков, – ерунда, сейчас все пройдет. – И он решительно направился дальше.
Все остальные поспешили за ним.
В «девичьей гостиной», как ее называли в доме, на разных поверхностях были разложены всевозможные платья, блузки, юбки, брюки и прочие дамские принадлежности. Но самой хозяйки там не было.
Вера Артамонова, внимательно оглядев всю эту роскошь, всплеснула руками и проговорила:
– Вероятно, Женечка переодевается в спальне, я не вижу здесь шелкового брючного костюма кофейного цвета.
– Ты что, запомнила всю эту прорву барахла? – недоверчиво спросил Филипп Яковлевич.
Вера одарила его снисходительным взглядом и, не проронив ни слова в ответ, пожала плечами.
– Женщины легко все это запоминают, – с улыбкой заметил Василий Афанасьевич, – вы не поверите, Вера помнит все, что надевала во время нашего медового месяца.
– Я тоже помню, – заверил присутствующих Филипп Яковлевич.
– Что ты помнишь, Филиппушка? – не понял его брат.
– Помню, что именно было надето на мне во время моего медового месяца.
– И что же? – не удержался Мирон.
– Я в то время был молодым старшим лейтенантом и с гордостью носил выданное мне обмундирование, – ответил Филипп Яковлевич.
– Не снимая? – поддел племянник.
– Почему не снимая, снимал на ночь и когда шел в баню.
Все невольно улыбнулись.
Валентин Гаврилович постучал в комнату дочери, потом
– Женечка, мы уже заждались. Нехорошо заставлять нас ждать так долго.
Но дочь не отозвалась.
Тогда отец открыл дверь и остолбенел. Его Женя, его свет в окошке и радость всей жизни, лежала на смятой постели в разодранном домашнем платье с выпученными глазами и вывалившимся языком. Вокруг ее шеи смертоносной змеей обвивался черный капроновый чулок.
Все остальное семейство в ужасе застыло за его спиной и очнулось только тогда, когда хозяин дома рухнул на пол.
Кое-кто из родственников хотел войти в спальню, но племянник замахал руками:
– Не ходите туда никто! Мы так все следы затопчем, трогать ничего нельзя!
– Он прав, – пробормотал Филипп Яковлевич.
– Поднимайте его скорее! – закричал Мирон, указывая на беспомощно распластавшегося дядю.
– По-моему, его нельзя трогать, – всхлипнула Вера, прижимая обе руки ко рту.
Но ее муж и Филипп Яковлевич уже подняли хозяина дома с пола и понесли.
– Ой, – всхлипнула испуганная Клара, – там же все завалено одеждой.
– Да, – вклинился племянник, – несите дядю не в Женину гостиную, а в его, положите на диван, я вызову «Скорую». Вера, что ты стоишь? Иди открывай двери в дядину половину, Клара, беги вниз, скажи парням, чтобы проверили, закрыты ли ворота, и осмотрели участок. Пусть обойдут весь сад!
Все безмолвно подчинились его указаниям.
Мирон посмотрел вслед уходящим и, достав сотовый, вызвал «Скорую» и полицию. Потом, тяжело вздохнув, поспешил вернуться в спальню двоюродной сестры.
К приезду «Скорой» и полиции дом напоминал растревоженный улей диких пчел.
Возле ворот машины встретил Филипп Яковлевич Бельтюков.
Мужская часть прислуги рыскала по огромному участку Бельтюковых в поисках посторонних. За исключением повара, который заявил, что ужин готовить все равно надо, и остался на кухне.
К обыскивающим участок присоединился и Василий Афанасьевич Артамонов.
Жена его Вера стояла возле крыльца и комкала в руках шаль, которую сначала хотела накинуть на плечи, но потом забыла о своем намерении и впала в отчаяние, думая о том, что их комфортная жизнь, должно быть, закончилась.
Клара рыдала в своей комнате, куда пришла и Инна, пытавшаяся узнать у девушки, что же именно произошло на втором этаже. Но из ее обрывочных ответов она так и не смогла составить цельную картину.
Серафима Оскаровна Нерадько, узнав о случившемся, сразу отправилась на второй этаж к хозяину. Мирон сначала попытался воспрепятствовать домоправительнице, но потом махнул рукой, и теперь женщина сидела на стуле рядом с диваном, держала Валентина Гавриловича за руку и не сводила с него глаз, из которых текли слезы. Время от времени она вытирала их тыльной стороной полной руки.