Золотце ты наше. Джим с Пиккадилли. Даровые деньги (сборник)

Вудхаус Пелам Гренвилл

– Да? – осторожно сказал он.

– Да. Гостеприимный. Хотя мне он не очень понравился.

– Да?

– Да. Может быть, потому, что позапрошлой ночью нас ограбил.

Тут надо было выразить удивление, и Кармоди его выразил, но так неубедительно, что для верности спросил:

– Что? Кто? Доктор Твист?

– Именно он.

– Как же… то есть я…

– Ты поражен? – предположил племянник, и дядя заметил в его манере что-то новое. Может быть, дело в том, что он оброс и глаза его покраснели. Да, очень может быть, но все же…

все же… Глаза не только красные, они странные, для чувствительной совести – даже страшноватые. Племянник смотрит… да-да, он смотрит с угрозой.

– Кстати, – сказал Джон. – Болт дал мне эту квитанцию, просил вручить тебе.

Проблема глаз потеряла свою остроту. Мистеру Кармоди стало полегче, и он несмело протянул руку.

– Ну конечно! – услышал он сам себя. – Квитанция! Болт оставил багаж в камере хранения.

– Это верно.

– Дай-ка мне ее.

– Позже, – отвечал племянник, кладя бумажку в карман.

Радость угасла. О глазах не могло быть двух мнений – взгляд мрачный, даже мерзкий.

– Что… что ты хочешь сказать?

Джон смотрел все так же неприятно.

– Говорят, – промолвил он наконец, – ты обещал тысячу фунтов тому, кто найдет украденное.

– Э… д-да…

– Что ж, можешь дать их мне.

– П-почему?

– Понимаешь, – сказал Джон, тоже неприятно, – мы там потолковали с доктором Твистом и мистером Моллоем. Я узнал много интересного. Хватит с тебя или объяснить подробней?

Мистер Кармоди, чуть не вскипевший, как вскипает скупой человек, когда его чековой книжке грозит опасность, медленно осел в кресле, словно воздушный шар.

– Хорошо, – сказал Джон. – Выпиши чек на имя полковника Уиверна.

– Уиверна?

– Да. Мне бы хотелось положить конец этой ссоре. Он ждет от тебя первого шага. Очень удобный случай.

– А пятисот не хватит?

– Нет.

– Это же куча денег!

– Зато какая круглая сумма!

Мистер Кармоди не разделял любви к округлости сумм, но предпочел это скрыть. Глубоко вздохнув, он вынул из ящика книжку.

Просто рок какой-то, думал он. Сколько ушло на этих Моллоев, не говоря о Ронни Фише! Пять сотен пришлось выложить, чтобы уехал Хьюго. Теперь целая тысяча! Деньги так и текут. Деньги, деньги, деньги – и все задаром!

Он выписал чек и протянул Джону.

– Нет, – сказал тот. – Сейчас мы пойдем к полковнику, ему и вручи, присовокупив несколько добрых слов.

– Какие еще слова?

– Я подскажу. После этого вы помиритесь, ясно? – Он стукнул кулаком по столу. – Как голубки.

– Хорошо…

Голос у дяди был такой несчастный, что Джон смягчился. Остановившись в дверях, он спросил:

– Кстати, ты ладил с сержантом Фланнери?

Кармоди заморгал.

– Перед отъездом, – продолжал Джон, – я подбил ему глаз. Кроме того, мы вместе скатились с лестницы.

– С лестницы?

– Да. Внизу он стукнулся головой о шкаф.

Кармоди слабо улыбнулся.

– Я знал, что ты будешь рад, – сказал племянник.

2

Полковник

Уиверн сдвинул прославленные брови и посмотрел из-под них на горничную по имени Джейн. Она только что вошла в гостиную, где он довольно пылко беседовал с дочерью, и доложила, что пришел мистер Кармоди.

– Кто? – спросил полковник.

– Простите, сэр, мистер Кармоди.

– Кармоди?

– И мистер Кэррол, сэр.

Пэт, стоявшая у французского окна, сдержанно сказала:

– Пусть войдут.

– Хорошо, мисс.

– Я его видеть не хочу, – сказал полковник.

– Пусть войдут, – твердо повторила Пэт. – Надо, отец! Быть может, он пришел попросить прощения.

– Скорей уж из-за тебя. Так вот, я ни за что на свете…

– Хорошо, поговорим позже. Если что, я в саду.

Она вышла, и почти одновременно вошли Джон с дядей. Джон остановился в дверях, глядя через комнату в тот же сад.

– Это Патрисия? – спросил он.

– Простите? – сказал полковник.

– Это Патрисия сейчас вышла?

– Да, – холодно сообщил полковник. – Моя дочь гуляет в саду.

– Да? – заметил и Джон, устремляясь к французскому окну, но его остановил лай хозяина. Можно сравнить этот звук и с пистолетным выстрелом. Как бы то ни было, он перенес молодого гостя из страны грез в реальную жизнь, которая сурова и серьезна [26] .

– Та-ак! – произнес Джон.

26

Отсылка к словам из «Псалма жизни» Генри У. Лонгфелло («Жизнь сурова! Жизнь серьезна!»).

– Что вы имеете в виду? – спросил полковник.

Джон бестрепетно встретил его взгляд. Неприятно, когда тебя опаивают сонным зельем, сажают под замок и кормят через решетку, но есть во всем этом и одно достоинство – робкий человек становится грозным. Недавно Джон дрожал, завидев эти брови. Теперь он на них чихал, словно вышел из горнила.

– Я думаю, – предположил он, – вас удивляет наш визит.

– Да уж, не радует, – признал полковник.

– Видите ли, дядя хочет с вами поговорить.

– Вот как? А я…

– Минутку-минутку!

– …не испытываю ни малейшего…

– Ти-хо! – рявкнул Джон.

Полковник автоматически плюхнулся в кресло. Правда, он быстро пришел в себя и собрался спросить, какого черта Джон на него орет, но не успел.

– Дядя, – продолжал младший из гостей, – очень огорчен тем, что случилось. Он буквально не находит себе места.

Полковник начал измышлять уж очень саркастический ответ, но не успел снова.

– Он признает, – сообщил Джон, – что поступил неблагородно. Да, он поддался инстинкту, но это не оправдание. С той поры он только и думает о том, как искупить вину. Я не ошибся, дядя Лестер?