Золото червонных полей
Шрифт:
После того как врач услышал суть вызова, он испытал необычайное волнение. Ведь по сравнению с предыдущим случаем, в этот раз ему могла угрожать реальная опасность. Вооружённый человек средних лет взял в заложники жену и дочь. Причины были неизвестны. С ним надо было войти в контакт, для того чтобы избежать трагических последствий в его жизни и жизни близких ему людей. Григорич попытался вспомнить нечто подобное в своей практике, но ничего даже близкого так и не пришло на ум. Обычно в таких ситуациях первым делом, конечно, необходимо обеспечить безопасность заложников и попытаться оградить их от насильника. Всю оставшуюся
– Здравствуйте! Лейтенант Петров! Вы специалист, который будет вести переговоры? – представившись, поинтересовался старший наряда ППС.
– Да. Меня зовут Рауцер Михаил Григорьевич. Что тут произошло?
– Смирнов Александр. Тридцать четыре года. Бывший морпех. Предположительно нажрался, достал откуда-то обрез и взял в заложники жену и четырёхлетнюю дочь.
– Кто вас вызвал?
– Соседи услышали сначала их ругань с женой, а потом она стала в буквальном смысле молить о помощи и кричать. Потом к этим мольбам присоединился ещё и плач ребёнка с уговорами, чтобы папочка не ругался. По итогу вызвали наряд. Мы приехали и потребовали впустить нас. На что он сказал, что вооружён обрезом и если мы сейчас же не уберёмся, то пристрелит сначала жену и дочь, а потом себя.
– А чекисты приезжали? Это же захват заложников! По их части должно быть.
– Приезжали. Сказали, бытовуха, и умыли руки прямо перед вашим приездом.
– Понятно. А вы оружие видели? Он точно не блефует?
– Не видели. Дверь же он нам не открыл. Но слышали, как жена кричала и просила вытащить их оттуда. Мол, он сошёл с ума и хочет застрелить их с Полинкой. После этого он наорал на неё и повелел ей заткнуться, и она действительно замолчала, но громко начала рыдать дочка. Видимо, он вырубил супругу или засунул ей в рот кляп. Потом по аналогии замолчала и девчонка, – впопыхах рассказывал лейтенант, пока они подходили к подъезду пятиэтажной хрущёвки.
– Выстрелов слышно не было? – коротко поинтересовался Рауцер.
– Нет.
Возле подъезда стояло ещё несколько сотрудников органов: двое из состава наряда в полной экипировке с оружием и два опера. Один из них общался по телефону.
– Ну что? Вызвал?
– Да. В течение получаса должны подъехать.
– Будем надеяться, что успеют.
– Добрый вечер, коллеги. Рауцер Михаил Григорьевич, врач-психиатр. Какие новости?
– Вызвали спецназ в соответствии с инструкцией.
– Это может спровоцировать нашего бойца. И давайте лучше отойдём к другому подъезду хотя бы? Не будем рисковать заложниками.
– Какой у вас план, доктор?
– Для начала мне нужно определить степень вменяемости нашего клиента и чем вызвано такое поведение. Насколько он пьян, наличие аффекта и готов ли идти на контакт. Заряжено ли оружие и сколько запасов спиртного или наркотиков находится в квартире. Вполне возможно, что ему достаточно будет протрезветь и весь этот спектакль закончится. Тогда для этого нужно просто потянуть время.
– А если этого будет недостаточно? – обеспокоенно поинтересовался Петров.
– Тогда будем обслуживать его, как в лучших борделях Амстердама, чтобы его состояние стабилизировалось и заложникам перестала угрожать опасность.
– Как предлагаете действовать?
– Я пойду на этаж и постараюсь вступить с ним в контакт, а вы постарайтесь рассредоточиться так, чтобы не
***
Дальше события разворачивались так: было решено разделиться на три группы. В первую и вторую вошли по оперу и сотруднику ППС, которые размещались на этаж выше и ниже соответственно. А в третью – Григорич и Петров, которые располагались на этаже, но так, чтобы офицера было максимально незаметно из дверного глазка. В подъезд решили заходить группами по очереди, приблизительно с трёхминутной разницей между ними.
Это был самый обычный подъезд, которых в нашей стране не счесть. Специфический запах сырости, обшарпанные стены, коряво исписанные молодёжью разной похабщиной, и просиженные ею же деревянные подоконники с облупленной белой краской, а также наглухо заколоченные рамы окон и жёлтый слой табачной смолы, который годами копился на них. Все эти атрибуты создавали свою неповторимую атмосферу отечественных спальных районов, в которых по существу и протекала большая часть жизни населения нашей необъятной страны. От посёлков, районных и областных центров до мегаполисов. Где разыгрывались комедийные и драматические события. Где буквально соседская стена могла проводить границы между скорбью и любовью, радостью и болью, надеждой и отчаянием. Так было вчера, так есть сегодня и так будет завтра.
Зайдя в подъезд, Григорич, проходя мимо почтовых ящиков, вытащил из одного из них рекламный буклет, взял с подоконника жестяную банку с окурками и, поднявшись на нужный этаж, сделал три отчётливых стука в железную дверь, за которой пехотинец Смирнов держал в заложниках собственных жену и дочку. Затем расстелил буклет на лестнице перед дверью и сел на него, облокотившись спиной на грязную стену, закурив сигарету.
– Кто там? – послышался голос из-за двери.
– Меня зовут Рауцер Михаил Григорьевич. Я врач-психиатр.
– Какой ещё, нах#й, психиатр?! Вы там в своём уме?!
– Обычный психиатр из районного ПНД. Сань, я прошу тебя дать мне пятнадцать минут, чтобы пообщаться с тобой и избежать трагических последствий. Со своей стороны я даю гарантии, что не нанесу тебе вреда.
– Значит, так, Фрауцер или как там тебя? У меня и моей семьи всё хорошо! Я не психбольной, и твоя помощь мне не нужна. Поэтому у тебя есть ровно минута, чтобы съ#баться из подъезда вместе со своими шнырями в погонах и с кокардами, которые, судя по всему, рассредоточились по этажам.
– Ты всё правильно говоришь. И, кстати, заметь: я не утверждаю, что ты психбольной. Разговариваю вроде с тобой как с абсолютно адекватным человеком. Просто на мои сведения, скорее всего, будет опираться отряд спецназа, который впоследствии будет принимать решение о штурме твоей квартиры. Ты же знаешь прекрасно, как всё это происходит. Сам наверняка принимал участие в подобных операциях. Насколько я понимаю, сейчас ты в запасе, не так ли?
– Уволен! – резко выпалил Смирнов с каким-то отчаянием. – Выкинули как побитую шавку из войск, когда поняли, что кампания подходит к концу и контингент нужно сокращать! Так что пусть штурмуют! Коли не жалко крови. Им же трупом больше, трупом меньше. Выслуга ведь идёт. Впрочем, что-то я заболтался с тобой, Михаил Григорьевич. Проваливай, я сказал!