Золото гоблинов
Шрифт:
Дважды пересчитав непривычные бумажки, АТ купил матовую бутылку с профилем императора и, отвинтив жестяную пробку, сделал основательный глоток.
– А ведь ужасная мерзость,- сказал он удивленно.
– Спирт "Ройял" еще хуже. Сейчас попробуешь, дай только приедем.
Говорят, от него слепнут.
– Зачем же пить?
– Во-первых, дешево,- пробасил Ртищев.- Во-вторых, любят же японцы рыбу фугу. Один неточный взмах ножа при разделывании – и гурман отправляется в лучший мир. Так и у нас – национальный спорт.
– Ну вас к черту! –
Закрываю глаза и вижу этот фанерный ларек, на скорую руку выкрашенный в грязно-голубой цвет, непропеченное лицо толстухи-продавщицы в амбразуре окошка, худые пальцы АТ, сжимающие бутылку варшавского пойла, даже чувствую запах ранней московской осени, насыщенный бензиновым дымом и испарениями сырой после затяжного дождя земли.
За моим окном тоже осень. Хрупкие кленовые листья неведомо как залетают на балкон, трепещут на ветру, в считанные часы меняя празднично-алый цвет на смертно-бурый.
Так славно все начиналось. Так неслась, подскакивая на ухабах, скрежещущая "Волга", так улыбалась Катя, держа за руку своего-чужого Алексея, залетную птицу, с которым уже простилась было на веки вечные. Так млела молоденькая Женя, которую АТ тоже держал за руку, но уже не столь дружески.
Я радовался. Мне казалось, что я попал на праздник мировой справедливости.
– Все-таки Бог есть,- невпопад сказал Алексей.
Евгения свободной рукою вытащила из кармана плаща диктофон, издавший отчетливый щелчок.
– Но который? – подхватила она воодушевленно.- Вы уехали из СССР по еврейской визе, господин Татаринов. Читателям известно, что в те годы это был едва ли не единственный способ избавиться от преследований всесильного аппарата госбезопасности. Каково ваше отношение к православной традиции?
– Что-что?
– К соборности,- уточнила юная Евгения несколько упавшим голосом.
– Дело хорошее, девушка,- заявил Алексей.
– Вы, как Иаков, провели семь лет в изгнании, чтобы наконец вернуться к своей Рахили… Какие чувства пробудило в вас свидание с Родиной?
– Женечка,- сказал АТ,- разве Иаков был в изгнании?
– Это образ! Идущий, между прочим, от Блока! О Русь моя, жена моя, до боли нам ясен долгий путь, и так далее,- возмутилась Евгения.- Вы, как аэд, должны понимать!
– Я понимаю. Давайте погодим, а? Этот ваш "Наполеон" как-то смутил мои мысли.
Трое суток, великодушно предоставленных ему паном Павелом, чтобы прийти в себя, Алексей провел бестолково, но насыщенно. Даже я устал, хотя сопровождал его далеко не всюду. Снова закрываю глаза, вспоминая, и вижу бесконечный калейдоскоп лиц, квартир, кухонь, огней ночного города из окошка дребезжащего такси, и главное, пожалуй,- АТ в черном хитоне на сцене Центрального
– Ну-с, семь лет назад тебя бы и к этому залу не подпустили на пушечный выстрел,- усмехнулся Белоглинский.- А в гимнасии концерты по абонементам. Все билеты проданы на полгода вперед. Кроме того, нашего брата-модерниста там не жалуют. Как завели классику, так до сих пор и продолжают.
– В таких залах я и в Америке выступал.
– Народу не до искусства! – захохотал по обыкновению пьяненький Ртищев.
– Не верю! – АТ даже несколько побледнел.- Посмотри, какие книги лежат на уличных развалах!
Он начал восторженно перечислять названия, по большей части мне неизвестные, но для него, видимо, исполненные сокровенного смысла. Белоглинский со Ртищевым, переглянувшись, сокрушенно покачали головами.
– Скажи-ка мне, Алеша,- начал Белоглинский вкрадчиво,- ну, допустим, в компании у господина Верлина ты временно, случайно и все такое прочее. Это я уже слышал от тебя, да и в письмах читал. Неуверенность в завтрашнем дне, пятое-десятое. Говорить о деньгах у вас на Западе не принято. С другой стороны, все мы народ семейный.
Ртищев смущенно закашлялся. У его принципиального бессребреничества, как мне уже насплетничали, имелась и оборотная сторона: своим двум сыновьям и дочери от разных женщин денег он никогда не давал, Белоглинский же славился своим чадолюбием.
– Но возьмем те же твои статьи в "Канадском союзнике",-продолжал он.- За них сколько платят? Долларов сорок?
– Сто двадцать,- нехотя сказал АТ.
– А за выступления?
– По полтораста. Бывает и триста, впрочем.
– А за обзоры для "Континента" тоже что-то обламывается? А гранты тебе два раза давали? В общем, в среднем у тебя еще до пана Павела сотни три в месяц выходило? Из всех источников?
– Выходило и побольше,- пожал плечами АТ.
– Так какого черта ты ноешь? – едва ли не в один голос заорали друзья-аэды.- Денег куры не клюют, компакт-диск вышел, вещи печатаются во всех эмигрантских журналах, по радио передают, скоро и здесь начнут публиковать.
– Вы не поймете,- сказал АТ с неожиданной серьезностью.- Там другая жизнь.
– Но и ты не поймешь, пока тут не поживешь. Ты все забыл, Алеша!
– Ничего я не забыл.
– Ну почему тебе тогда родина представляется таким потерянным раем? Ей-богу, огорчаешь. Сначала ты ностальгией исходил, когда тут еще была тюрьма. Ну ладно, дело понятное, хотя мы порядком недоумевали – нашел по чему тосковать! Теперь, конечно, расцвет духовности, свобода и все такое прочее. А между тем жрать народу нечего, вон, погляди, как старушки на улицах с утра до ночи торгуют последним, чтобы на хлеб заработать. Магазины пустые, видел уже вчера.