Золото и мишура
Шрифт:
— Почему?
— Почему? Да вы только взгляните! — и он обвел жестом светящиеся в отраженном свете обои. — Это было сооружение невероятной красоты. Не может быть оправдания тем, кто уничтожает красоту.
Арабелла по-новому, с интересом взглянула на Арчера.
— Знаете, мистер Коллингвуд, — сказала она, — я начинаю подозревать, что вы закоренелый романтик, нацепивший на себя личину грубияна.
Он посмотрел на нее.
— Может быть, я немного и то, и другое.
В то время как слуги-китайцы наливали в изящные китайские чашки суп из телячьей головы, Арабелла через стол изучающе смотрела
— Мистер Коллингвуд, — сказала она, — скажите мне, а чего вы добиваетесь?
— Разве непонятно? — улыбнулся он. — Вас.
Она почувствовала легкий озноб. Арабелла не могла понять, то ли от предчувствия, то ли от страха.
А может быть, это просто волнение?
Час спустя Арчер открыл другие двери и пригласил Арабеллу в бальный зал. Когда один из корреспондентов «Бюллетеня» писал в статье о том, что по своим размерам этот зал не уступит Тронному залу Букингемского дворца, то, разумеется, это была гипербола, хотя это помещение, безусловно, поражало воображение. Двадцать футов в высоту и шестьдесят в длину; одна стена представляла собой сплошную череду стрельчатых дверей, откуда можно было попасть на узкий балкон, нависающий над Калифорния-стрит. Остальные три стены были выложены рыжевато-белым сиенским мрамором; поверх мраморных плит висели три огромных гобелена XVII века, изображавшие «Свадьбу в Кане Галилейской». Две огромные хрустальные люстры мягко освещали помещение, отражаясь в паркете. Однако Арабеллу больше всего поразило то, что в дальнем конце зала сидел целый оркестр, в котором она узнала любимца Сан-Франциско — Общественный оркестр Болленберга. В тот самый момент, когда Арчер широко распахнул створки дверей, дирижер взмахнул палочкой, и оркестр заиграл начальные такты «Geshichten aus dem Wienezwald», или, как перевели название этого нового штраусовского вальса в Америке, «Сказки венского леса».
— Потанцуем, мисс Доусон? — предложил Арчер.
— Да, но вы не предупредили, что устраиваете танцы.
— Я не устраиваю их. По крайней мере, здесь больше некого приглашать.
Она взглянула на безбрежный пустой пол.
— Вы хотите сказать, что мы только вдвоем будем танцевать?
— Именно. Итак, потанцуем? — И он протянул ей руку.
— Вы сумасшедший! — воскликнула она, когда они закружились по паркету. — Вы самый настоящий сумасшедший!
— Я сошел с ума от любви, — с улыбкой сказал он. — И сошел с ума из-за вас.
Когда они вальсировали по огромному, дух захватывающему залу, Арабелла подумала, а не снится ли ей все это. Всем отчаянно колотившимся сейчас сердечком она надеялась на то, что происходящее является сном, потому что она, Арабелла Доусон, которую с детства учили ненавидеть Коллингвудов, вдруг почувствовала, что влюбилась.
— Ледяная вода, женщина и музыка, — сказал Арчер. — Разве это не прекрасно?
— Да, — выдохнула она, а перед глазами у нее кружились окна и гобелены. — Это прекрасно, совершенно прекрасно.
Глава шестая
Крейн Канг и Ли Ванг Ю смотрели друг
— Хайи! — вскричал Крейн и сильно ударил левой ногой. Ли тотчас же ответил правой. Придвинувшись чуть ближе к противнику, он сейчас продемонстрировал классическое исполнение каты, которую защитным приемом отвел от себя Крейн. Они были в гимнастическом зале на втором этаже особняка Крейна на Грант-авеню, занимаясь ежедневной тренировкой по тэквандо.
Вдруг на улице раздался взрыв, и сразу же после него послышалась стрельба. Крейн и Ли подбежали к окну и выглянули в сад. В городской стене была проделана изрядная дыра, через которую толпой валили и стреляли какие-то люди, в ответ на что охрана особняка Крейна отвечала встречным огнем.
— Хоп Синг! Это они! — закричал Крейн и устремился через спартанский гимнастический зал к двери, крикнув Ли: — За мной!
Дверь открывалась на узкую лестницу, ведущую на крышу дома. Крейн и Ли быстро одолели ее, Крейн открыл стальную дверь и оказался у парапета, который огибал всю верхнюю часть особняка, в том числе и часть пологой черепичной крыши. Был заход солнца. Из пролома в стене все еще валил дым, и две дюжины бойцов из Хоп Синг перестреливались внизу с охраной Крейна. Выстрелы и крики раненых наполнили воздух, пахнущий пороховым дымом.
— Гатлинговская пушка! — крикнул Крейн, устремился по балкону вдоль парапета, рывком сорвал брезентовый чехол с одной из двух пушек, которые он купил у торговца, распродававшего оружие, оставшееся после Гражданской войны. Ли был тут как тут: из-под козырька крыши он извлек деревянный ящик со снарядами, присоединил патронную ленту к орудию — фактически это был первый в истории случай скорострельного ведения огня.
Внизу, в темноте сада, за одним из деревьев прятался и стрелял по дому Чарли Конг. После взрыва охрана ретировалась в особняк и стреляла по нападавшим из окон первого этажа. Эрни By выбежал из гущи рододендронов, петляя, чтобы не попасть под перекрестный огонь.
— Не самое ли сейчас время штурмовать дом? — тяжело дыша, спросил он у Чарли на катонском наречии. Именно Чарли Конг принадлежала идея украсть взрывчатку и с ее помощью организовать нападение на особняк Крейна в отместку за убийство в парикмахерской Вонг Йем Йена. Взрывчатку они прошлой ночью выкрали из складского помещения Южно-Тихоокеанской железной дороги. Китайцы, которые, как известно, изобрели порох, научились самым современным подрывным способам во время строительства тоннелей при прокладке железной дороги через горы Сьерра-Невады.
— Давай, — ответил Чарли, перезаряжая ружье. — Передай команду: как только я дважды выстрелю в воздух, начинаем штурм.
Эрни побежал обратно к кустам, откуда семеро бойцов Хоп Синг обстреливали особняк. За стеной, отделявшей сад от улицы, на Грант-авеню собралась изрядная толпа китайцев, которых привлекали сюда звуки выстрелов. И хотя по городу уже разнесся слух о разразившейся наконец тонговой войне, полицейские из «круглоглазых» держались от места события подальше, полагая, что будет куда лучше, если «китаезы-уголовники» сами перережут друг другу глотки. Однако бесстрашный репортер «Бюллетеня» Дигби Ли прилетел сюда на всех парусах.