Золото императора династии Цзинь

Гусев Анатолий Алексеевич

– Да плевать! – сказал Кумарёв. – Больше - не меньше.

– Нет, не плевать. Это значить, продавец знал, что ему дадут фальшивые деньги и, потому и взял за оружие в два раза больше. Значить надеяться получить выгоду и с фальшивок. Ну и кто это может быть? Только Крабель! Сам посуди, Дмитрий – обратился Домбровский к Кумарёву, - оружием Крабель торгует? Торгует. Опять же связи в Америке. И что получается? А получается то, что монетки он здесь сплавит. Кто будет проверять? Золото оно и есть золото! А ассигнации отвезёт куда-нибудь в Сан-Франциско и там обменяет их на доллары, на доллары

купит товар и привезёт сюда. Здесь товар продаст, получит уже настоящие рубли и будет у него приличный навар. Ай да Крабель! Молодец! Вот вы кого пощипали, дорогие мои товарищи! Так по всему выходит. А какие связи у Крабеля вы догадываетесь. Что теперь делать будем?

– Да ерунда! – отмахнулся Кумарёв. – Кто докажет? Кто узнает, что это мы?

– Он доказывать ничего не будет. Узнает, что это мы, просто пристрелит! Боюсь, что мы и хунхузам соли под хвост насыпали. Ох, чую, забегают!

– Давай мы его пристрелим – с ленцой произнёс Кумарёв. – Одним буржуем будет меньше.

– Ещё один деятель нашёлся! Вам бы только стрелять. Нет, это не разумно. А вот держать за жабры Пашку Краба, это дорогого стоит! Есть над чем, поразмыслить! Согласитесь? Подождём недельку, а потом скажем товарищам социал-демократам, что мы добыли денег. Не будем объяснять, каким образом. Будем считать, что нам наша партия помогла!

– Что, в сущности, так оно и было – заключил Кумарёв.

Утром «Владивостокский листок» и другие газеты города сообщили о дерзком нападении неизвестных, предположительно, хунхузов, на участок полиции и о похищении хранившегося там оружия.

ГЛАВА 9. РАНЕННЫЙ КИТАЕЦ.

На следующее, после событий на берегу Амурского залива, утро, социал-демократы Уваров и Шинкаренко возвращались из порта, куда ходили по партийным делам. На углу Светланской и Алеутской улиц, они встретили Софью Левицкую.

– Здравствуйте, Софья Андреевна, - приветствовал её Уваров. – Учительствовали?

– Да. А почему вы, Илья, не здороваетесь со мной?

– Я вам кивнул – сказал Шинкаренко и покраснел.

– Он сражён вашей красотой и потерял дар речи, Софья Андреевна – улыбнулся Уваров.

– Неужели?

– Вы прекрасны!

– Это, да. Но это не повод со мной не здороваться.

– Ой, да далось вам это, Софья Андреевна – сказал Шинкаренко.
– Здравствуйте.

– Здравствуйте, Илья – улыбалась Соня.

– При коммунизме – серьёзно сказал Уваров, а в его серо-голубых глазах мелькала озорная искорка – все женщины будут распределены между мужчинами по справедливости. И никто при виде красивой женщине дара речи терять не будет!

– Ой-ёёй! Какое печальное будущее вы нам рисуете, Василий. А женщин вы спросили? Я не хочу быть «распределена», даже по справедливости! Женщина – человек, а не вещь какая-то! Я хочу, что бы меня любили! И самой любить! А вы «по справедливости»!

– Это вы просто по молодости, не хочу сказать, по глупости.

– А сказали!

– Это по глупости.

Софья засмеялась. Шинкаренко не сводил с неё восхищённых глаз. Софья это заметила.

– Так вот!- продолжил прерванную мысль Уваров.-

Разве сами женщины не хотят по справедливости? Война идёт. А война из женщин вдов делает. Вы в курсе? Мне кажется, что для женщины лучше иметь четверть мужа, чем вообще ни кого! Зря смеётесь, Софья Андреевна.

– Так вы ещё и многожёнство хотите ввести?

– Нет! Избавить женщин от семейного рабства! Все женщины будут общими! А питаться все будут в общественных столовых, а не на собственной кухни. Освободим женщин от кухонного рабства!

– Это мужской шовинизм, Василий! А как же равноправие? Для мужчин все женщины будут общими? Да? А для женщин – мужчины? Тоже общими?

– Конечно! По справедливости!

– А детей кто будет растить?

– Дети тоже будут общими! Общество и будет их растить.

– Нет, Вася, я хочу по справедливости одного мужа и много детей и не кому их не отдавать, ни какому обществу. Это же будут мои дети, и я сама их буду растить.

– Всё-таки Бунд не твёрдо стоит на платформе коммунизма, согласись, Илья. У вас какие-то мелкобуржуазные взгляды, Софья Андреевна. Мы так коммунизм никогда не построим! Что это такое? Собственный муж? Свои дети?- разглагольствовал Уваров, взглянул на девушку и осёкся.
– Да шучу я, Софья Андреевна, шучу. Что вы так на меня смотрите? Хотя многие именно так и думают. Если всё общее, то и бабы должны быть общие! А по мне так я свою бабу никому не отдам.

– Баба – это вульгарно, Василий!

– Хорошо, женщину.

– Вот это речь настоящего мужчины, Василий!

– Я что, не настоящий что ли? За мировую революцию готов всё отдать! А вот кому-то свою бабу – не готов отдать.

– Опять баба! И зачем вы так кричите, Василий? На нас уже оглядываются. У вас имеется барышня, Василий?

– Нет.

– А у вас, Илья? Тоже, не имеете?

– Да некогда нам любовь крутить, Софья Андреевна – сказал Уваров.
– Нам пожар мировой революции раздувать надо! Мировою революцию нельзя в меховых рукавицах делать! А любовь! Она размягчает. А вы, евреи, и так мягковаты.

– И много вы евреев видели, Василий?

– Ну, как? Вас. Братца вашего. Илья вот. У него тятька-то еврей, а матка малороссиянка. Из-под Полтавы они, с Украины.

– Тогда и Илья малоросс, Василий. У нас, у евреев, национальность по матери определяется.

– Всё у вас как не у людей, как я посмотрю!

– Все люди разные, Василий. И народы тоже все разные. Вы, великороссы, одни, мы, евреи, другие, а манзы – третьи. А вы мировую революцию хотите для всех сделать, поэтому Бунд и сомневается, что это получится у социал-демократов.

– Пусть не сомневается! Получиться!- заверил Уваров. – Маркс учит, что пролетарии в любой стране - все одинаковые!

– Элос (русский)! Элосмэн (русские)! Бу яо кэци (пожалуйста)!
– вдруг простонали в полыни у забора. Софья Андреевна вздрогнула. У забора ворочалось что-то тёмно-синее и стонало. Уваров, Шинкаренко, а за ними и Софья подошли ближе. На них смотрел китаец в тёмно-синей одежде. В глазах его была боль и мольба о помощи. Он держался рукой за левый бок.

– Человек – сказала Софья – Может быть, его поезд сбил?