Золото Маккенны
Шрифт:
— Всё так, как я говорил и раньше, — из тебя вышел бы чертовски хороший апаче. И странный к тому же — с этими твоими невинными синими глазами и таким спокойным, добродушным лицом.
— Очень странный, — сказал Маккенна, — что ещё, хефе?
— Просто не разговаривай с девушкой, понятно? И присмотри, чтобы и она не беседовала с тобой.
— Как пожелаешь, — поклонился промышленник и передал девушке по-английски то, что услышал. Она кивнула и возвратилась к своему прежнему занятию — обыскивать окрестности на предмет топлива. Из её мудрого поведения Маккенна мог заключить, что она в качестве пленницы апачей уже постигла первое правило выживания — в любом случае молчаливое
Конечно, он не слишком хорошо мог судить об этом. Сказать, чтоб он был женоненавистником или чтоб стеснялся женщин, было бы неправдой. Просто он полагал, что у мужчин и женщин слишком мало общего, и потому женщины для него были все одинаково равны. Не ожидая от женского ума ничего интересного для себя, он и не пытался в него проникнуть. Одним словом, он не то чтоб избегал, но и не скучал без их общества и даже слегка сторонился.
Другое дело теперь. Теперь, заглянув в прохладные серые глаза пленницы в тот краткий миг, когда это было возможно, его вдруг охватило незнакомое желание узнать её поближе. Впервые за всю взрослую жизнь он вдруг понял, чего именно желал. Не золота он искал все годы одиноких холостяцких скитаний, а что-то бесконечно более редкое, волнующее и насущно необходимое, что-то немыслимо нежное. Словом, вот эту приблудную, необыкновенную девушку из Аризоны, слишком юную, чтобы пробудить в христианского воспитания мужчине мысли, какие сейчас будоражили воображение Глена Маккенны. Другими словами, то была любовь. И что теперь следовало исполнить Глену Маккенне — так это спасти бедное сероглазое дитя от Пелона Лопеса и его волков.
С этой мыслью рыжекудрый промышленник глубоко перевёл дух. Он был прав с самого начала ещё там, у Яки-Спринг: несмотря на подбитую челюсть, окровавленный рот, пропавший зуб и треснувшую грудину — это был самый что ни на есть волшебный вечер.
7
Соглашение в Хила-Сити
— Видишь ли, Маккенна, в этом-то и весь вопрос, — пожал плечами Пелон, словно сдаваясь на волю самого рока. — Тебе придётся поступить так, как нам нужно, — провести нас к золоту — либо мы тебя убьём. Но ты — упрямец, которого не сбить нежностями, поэтому мы знаем, что с тебя станется — ты вполне способен позволить нам тебя прикончить. Но помни, амиго, Пелон всегда готов к этим мелким разочарованиям жизни.
В свою очередь, Маккенна тоже пожал плечами. Действительно, нервы у него были крепкими. Правда также и то, что бандиты могут покончить с ним до того, как он согласится отвести их к утраченному золоту Адамса. Однако его мучило любопытство: какую именно карту они думают разыграть против него? Маккенна размышлял — может ли быть, что негодяи по-прежнему думают о пытке? Когда-то мескалеро «обработали» ему несколько пальцев на правой ноге — с целью убедить его держаться подальше от местности, которую они считали священной. Он припоминал применённую «терапию» с назойливой точностью и, не имея великого желания повторить опыт, размышлял ещё, как уклониться от требования, которому, наверное, ему придётся в конце концов подчиниться.
— Пелон, — сказал он наконец, — ты всегда был превосходным оратором, но похоже, что теперь годы твои берут своё. Ты хуже старой скво. [14] Давай покороче: чем ты меня пугаешь?
— Девчонкой, конечно. Думаешь, я не заметил, как по-глупому ты её разглядывал? Что скажешь? Так вот: давай-ка подумаем об этих славных маленьких грудках, которые наш друг Мартышка находит столь волнующими. Как ты думаешь,
Маккенна подумал, что они вполне могут пойти на это. Девушка для них ничто. По всей вероятности, её женственность их вовсе не привлекала. Он предполагал, что они подобрали её просто в качестве заложницы, на случай, если начнётся погоня. И без сомнения, они используют её, чтобы заручиться его сотрудничеством. Была, конечно, и другая сторона медали: он мог использовать своё положение «ключа», чтобы спасти её от них.
14
Индейская женщина.
— Теперь, — сказал он, — я вижу, что ты не потерял ничуть своей былой хитрости. Я спокоен. Хорошо, я согласен, что девушка интересует меня, и я не хотел бы, чтобы ей причинили зло. Я также не хотел бы никаких знаков внимания к ней со стороны твоих спутников. Я ясно выразился?
— Конечно, продолжай.
— Ну, разумеется, это — договор, — сказал Маккенна. — Как ты сказал, нам придётся признать, что каждый из нас обладает определёнными преимуществами перед другим.
— Да, это правда. Послушаем твои условия.
Маккенна ухмыльнулся. То была славная ухмылка: бронзового загара кожа с лёгкими морщинами, белые зубы и тёплые голубые глаза; так что даже на Пелона она произвела впечатление. Не слишком благоприятное, конечно. Но впечатление.
— Я предупреждал тебя насчёт твоих невинных штучек! — отрезал он. — Не испытывай меня слишком!
— Никогда, Пелон. Разве оба мы не люди чести?
— Я — да, — заметил Пелон, возвращая ухмылку. — Что до тебя, я не доверил бы тебе ничего хоть мало-мальски значительнее добродетели моей сестры, о качестве которой ты можешь судить сам. Вон она, там, с отрезанным носом.
Маккенна поглядел на мрачную скво из племени апачей. Та, услыхав, что о ней отозвались, осклабилась на белого человека, и ножеобразная улыбка Пелона в сравнении с ней показалась нежнее материнского поцелуя перед сном. Маккенна, содрогнувшись, отвернулся.
— Видишь, — сказал Пелон, — она уже бросает на тебя взгляды, обещающие многое. Что скажешь? Условия, омбре? [15] Что, мне ждать всю ночь?
— Эта женщина, — заявил Маккенна, уклоняясь, — тебе не сестра. Она несмешанной крови. Зачем ты мне лжёшь?
15
Парень (исп.).
— Кто лжёт тебе, друг мог? Я сказал, сестра? Ах, небольшая оговорка. Пусть будет полусестра. У нас была общая мать. Не так ли, женщина? — обратился он к скво.
Создание качнуло головой, одновременно сделав неприличный жест руками и бёдрами по направлению к Маккенне и разразившись тем же лающим резким смехом, что и её полубрат.
— Обрати внимание, — сказал тот, — ты покорил сердце, не шевельнув и пальцем. Поразительно! В том случае, если тебе захочется продолжить начатое, её зовут Хеш-ке. Но имя тебе не понадобится.
Маккенну это вовсе не вдохновило. Имя женщины на языке апаче означало беспричинную жажду смерти. На английский его свободно можно было перевести как «женщина-убийца». У апачей не столь уж редким делом было присуждать подобные мелодичные имена, но вполне вероятно, что Пелон просто запугивал его, употребляя столь необычное имя, так что белый промышленник, сохраняя бесстрастное выражение лица, задумчиво ответил:
— Очень признателен. Но сегодня я слишком устал для женских ласк. Хеш-ке простит меня, так же как, думаю, и ты, Пелон. Ну а теперь к условиям, а?