Золото мертвых
Шрифт:
Когда-то в детстве Андрей прищемил дверью палец. И это было больно. Сейчас в такую же ловушку попали обе ноги ниже колена.
– Признаешь ли ты вину свою в колдовстве богопротивном, грешник, или продолжаешь упорствовать в мерзости своей.
Зверев не мог ответить ничего, поскольку помимо воли продолжал кричать от боли. Палач принес от стены еще клинышек, показал его с довольной улыбкой, опустил, взмахнул молотом: удар, удар, удар…
– Признаю-у-у!!! – Один Бог знает, какой силы воли стоило Звереву сохранить среди терзающей тело муки хоть какие-то проблески
Щекастые рожи зашевелились, крайний подсеменил к Андрею, сунул ему в пальцы перо, поднес бумагу. Князь только дернул пальцами, уронив жирную кляксу.
– Развяжи ему руку, – потребовал следователь.
– А вдруг буянить начнет?
– Как он забуянит в испанских-то сапогах?
Полуголый пожал плечами, начал распутывать веревку. Когда рука оказалась на свободе, Андрей с облегчением заговорил, водя пером над листом, словно готовясь начертать изображение:
– Тебе, Среча тихая, ночи царица, покоя владычица, поклон свой пришлю, о чести спрошу…
– Ну, рисуй, – потребовал следователь.
– Да он же колдует! – сообразил палач.
Но было уже поздно: взмах руки завершил заклинание, способное убаюкать даже воду, и все присутствующие вмиг уснули, кто где был. Одни – на столе, другие – и вовсе на полу.
Андрей, тихо скуля от боли, распутал вторую руку, наклонился вперед… Лучше бы он своих ног не видел вовсе! Из-под ногтей сочилась кровь, ступни посинели, под коленями набухала опухоль. Встать, добраться до ножа он пока не мог – пришлось, постанывая и повизгивая, раскачивать клинья, вытягивать их. Наконец голени освободились – но ступить на ногу он все равно не мог! И боль ничуть не отпускала.
Предвкушая очередную вспышку острой боли, Зверев качнулся вперед, упал, подполз к мирно посапывающему палачу. Смочил палец в своей крови, начертал тому крест на лбу, другой – на ямочке жизни, что меж ключицами, третий крест поставил на животе. Наклонился к самому лицу, прочитал заклинание Мары: заклятие смерти, вырывающее у человека душу, – и тотчас приник к губам несчастного, всасывая выскальзывающую из тела жизнь. Откинулся на спину. Чувствовал себя он бодрее – но резь в ногах не проходила.
– Ладно… Вы хотели поймать колдуна? Так вам это удалось… – Андрей добрался до следователя, все еще сжимающего листок бумаги, высосал жизненную силу у него, поднялся на ноги, дошел до стола и убил еще одного щекастого искателя истины. Теперь он мог уверенно ходить, чувствовал себя бодрым и сильным – но от проклятой боли было не избавиться. Никак.
Андрей оставил остальных следователей, собрал свою одежду, кое-как облачился. Остановился возле безмятежно раскинувшегося холопа.
– Ну что, дурак косоглазый, блеск золота мозги выел? Жил бы ты на серебре богачом. Потянулся к лишнему – получишь то, чего другим пожелал…
Он вытянул из кожаного карманчика инструмент, похожий на шило, сделал всем умершим по два укола над артерией, потом мазнул губы
– Теперь выкручивайся, если сможешь.
Он отворил дверь, вышел в темный холодный коридор. Тащили его сюда слева – значит, поворачивать нужно направо. Каждый шаг отдавал мучительной болью. Но не останешься же тут, пока заживет?! Приходилось терпеть, прихрамывая на обе ноги.
Саженей через пятьдесят коридор повернул – и Андрей наткнулся на паренька в кирасе, с мечом на боку.
– Слава Богу! Скажи, где тут выход?
– Впереди… – растерянно ответил караульный. – Напротив окна лестница будет. Она как раз… А ты кто?
– Колдун, – потеряв от боли всякое желание врать и оправдываться, ответил Зверев. – Поймали ваши магистраторы. Стали спрашивать. Я оказался настоящий, вызвал троллей, и их сейчас жрут. Потом к вам выскочат. Хочешь, беги, выручай. Или, может, на тебя здесь мертвецов осенних напустить? Их по камерам полно…
У парня с каждым словом глаза раскрывались все сильнее и сильнее, а при последнем предложении он утробно икнул и сполз по стене, закатив зрачки.
– Вот те раз, – удивился Зверев и двинулся по указанному пути. Еще один караульный стоял на улице, за дверью. Но он никаких вопросов задавать не стал. Раз на своих ногах вышел человек – стало быть, не арестант.
Почуяв, как ветер несет с моря порывы свежести, князь Сакульский повернул, ускорил шаг. Чтобы выйти на набережную, у него ушло всего четверть часа. Он увидел водный простор, заставленный кораблями рейд. Однако среди судов не оказалось ни ушкуя, ни нефа. Была каравелла – но купчую на нее Мэтью Ро наверняка уже подписал.
Солнце стояло еще высоко, но больные ноги не располагали к долгим прогулкам. Андрей похромал вдоль заставленной причалами набережной, нашел каменный трехэтажный склад, вокруг которого не царила суета, отпер заклятием дверь, изнутри, помимо засова, поджал ее стоящей у стены метлой, вбив древко в щель снизу, побрел среди бочек, мешков, плотно увязанных кип. Обнаружил уложенные высокой кипой тюки с тканями, забрался на самый верх и развалился на тонком английском сукне, с наслаждением вытянув чуть не в голос плачущие ноги.
– Надо же было так попасться! А еще колдун называется. Прошлое он видеть может, будущее видеть может. А то, что с самим через пару дней случится, – и не заподозрил. Какого лешего тогда свечи с жиром мертвецов с собой вожу? Зачем заговоры Лютобора столько месяцев зубрил?
Покой приносил телу хоть какой-то отдых – но выспаться ночью боль так и не позволила. Посему выбрался из своего убежища Зверев на рассвете, когда добрая половина Любека еще продолжала почивать в своих постелях. С осторожностью ступая, двинулся вдоль набережной вверх по Траве, вспоминая место, куда причаливала лодка, и поглядывая, нет ли впереди на улицах городских караулов.