Золото (Сборник рассказов)
Шрифт:
— Я все понял, господин Лабориан! Мне тоже предстоит рискнуть. Я рискую потерять зря немало времени и усилий, которые мог бы потратить на более «верный» проект. Я рискую, создавая компьюдраму, которая может провалиться и погубить репутацию, заработанную после «Короля Лира». В моем бизнесе репутация у человека высока ровно настолько, насколько успешным оказался его последний продукт. Но я посоветуюсь кое с кем…
— Только конфиденциально, прошу вас!
— Разумеется! А затем мне придется
Джонас Уиллард и Мэг Кэткарт встретились за ланчем на квартире у Мэг. Когда они пили кофе, Уиллард с явной нерешительностью человека, затрагивающего вопрос, который ему затрагивать не хочется, спросил:
— Ты прочитала книгу?
— Да.
— И что ты про нее думаешь?
— Не знаю, — ответила Кэткарт, взглянув на него из-под темной рыжеватой челки. — По крайней мере, недостаточно, чтобы судить.
— Значит, ты тоже не знаток фантастики?
— Ну, я читала фантастику, в основном про «мечи и колдовство», но ничего похожего на «Три в одном». Однако я слышала про Лабориана. Он пишет то, что называется «твердой научной фантастикой».
— Да, он подбросил нам весьма твердый орешек. Не знаю, как нам его раскусить. Эта книга, несмотря на все ее достоинства, не для меня.
— А откуда ты знаешь, что она не для тебя? — спросила Кэткарт, пристально глядя на Уилларда.
— Всегда важно знать предел своих возможностей.
— И ты с самого рождения знал, что не сможешь справиться с фантастикой?
— У меня на такое инстинкт.
— Это ты так говоришь. А почему бы тебе не представить, что можно сделать с тремя не описанными автором персонажами и что можно сделать на уровне подсознательных эффектов, а уже потом спрашивать инстинкт про то, что тебе по зубам, а что нет? Например, как бы ты изобразил Пестуна, которого постоянно называют «он», хотя именно он вынашивает потомство? По-моему, это явная глупость.
— Ничуть, — мгновенно отозвался Уиллард. — Я согласен на «он». Лабориан мог бы изобрести третье местоимение, но оно наверняка прозвучало бы глупо и лишь развеселило бы читателя. Вместо этого он сохранил местоимение «она» для Эмоционали. Она центральный персонаж и поразительно отличается от двух других. Это «она», примененное по отношению к ней, и только к ней, фокусирует на ней внимание читателя, а именно на ней оно и должно фокусироваться. Более того, на ней оно должно фокусироваться и в компьюдраме.
— Значит, ты все же думал об этом, — улыбнулась она. — А я так бы этого и не узнала, если бы не уязвила тебя.
Уиллард неловко поерзал.
— Вообще-то, — сказал он, — Лабориан
— Кажется, в стереометрии такая фигура называется прямоугольный параллелепипед.
— Меня совершенно не волнует, как эта фигура обзывается в стереометрии. Суть в том, что мы не можем изобразить просто блок. Нам нужно сделать из него личность. Пестун есть «он», который вынашивает детей, поэтому мы должны придать ему черты существа общего рода. Голос его не должен быть ни чисто женским, ни чисто мужским. Не уверен, что точно представляю нужные звучание и тембр, но, думаю, нам со звукооператором придется подобрать его методом проб и ошибок. Голос, разумеется, не единственная проблема.
— А какие еще?
— Ноги. Пестун перемещается с место на место, но в книге его конечности даже не упоминаются. Он должен иметь и эквивалент рук, потому что способен совершать определенные действия. Он похищает источник энергии, от которого подпитывается Эмоциональ, поэтому нужно придумать ему руки — не человеческие, но тем не менее, руки. И ноги. Любое количество крепких коротких ног, чтобы быстро передвигаться.
— Как гусеница? Или как многоножка?
— Не очень-то приятные сравнения, правда? — поморщился Уиллард.
— Что ж, тогда мне придется создать подсознательный образ многоножки, не показывая ее реально. Просто понятие цепочки ног, этаких мерцающих закорючек, сделать их визуальным лейтмотивом Пестуна и включать при каждом его появлении.
— Я понял твою мысль. Надо будет попробовать и посмотреть, что из этого получится. Рационал — это овоид. Лабориан согласился с тем, что он может быть яйцеобразным. Можно изобразить, как он перекатывается с места на место, но такое решение, на мой взгляд, совершенно не годится. Рационал гордится своим разумом, он полон достоинства. Он не может совершать смешные действия, а перекатывание смотрится смешно.
— Можно сделать ему плоский, но слегка выпуклый живот, и он станет на нем скользить, как пингвин.
— Или как улитка по слизи. Нет. Такое тоже не годится. Может, сделать ему три выдвижные ноги? Другими словами, в состоянии покоя он будет гордым и гладким овоидом, но когда захочет переместиться в другое место, у него появятся три крепких ноги.
— Почему три?
— Это соответствует тройственному мотиву, объединяющему весь роман; три существа трех полов. Передняя нога упирается и поддерживает тело, а две задние выдвигаются с боков.