Золото Умальты
Шрифт:
Купер и артисты, увлеченные спором, не сразу заметили появление хозяина. Но Роза тут же бросилась к Булыгину, придвинула для него стул, громогласно зашептала:
– Леонтий Петрович! Кель бон сюрприз! А мы с утра в работе. Фильма выходит великолепная!
Софья не спешила выходить к Булыгину из своего укрытия. Времена, когда наивная дурочка бежала навстречу любовнику, чтобы броситься ему на шею, давно прошли. Урок, который извлекла она из прошлых ошибок, – поднимай себе цену, даже если векселя просрочены. Еще она поняла, что самое виртуозное
Даже легкомысленная актриса, далекая от политических споров, видела, как Петроград, а за ним и вся Россия, погружаются в беспросветный кризис безвластия и распада.
Стачки, голодная толпа возле закрытых булочных, женский марш, февральский переворот, отречение царя – шквал будоражащих и тревожных событий захлестнул страну, словно прорвалась плотина народного терпения и гнева. И, оседлав волну истории, на гребень ее поднялись мошенники, авантюристы и фанатики всех мастей.
Софью пугало будущее, она боялась той унизительной роли, на которую толкают женщину нищета и голод. Она хотела освободиться от этой тревоги раз и навсегда.
Булыгин, вложивший немалый капитал в военные поставки и консорциумы, тоже имел поводы для опасений и тревог. Вокруг него рушились незыблемые репутации, растворялись в мутных аферах громадные капиталы. Синематограф же с его наивностью и призрачной красотой погружал Леонтия Петровича в подобие сладкого сна, и он все чаще заезжал на студию, чтобы, вот как сейчас, сидя на стуле в темном углу, следить за перипетиями нехитрого сюжета.
Ковбой и Индеец снова начали пальбу, упали на землю, откатились по разные стороны от нарисованного салуна. Они вращали глазами и опустошали воображаемые обоймы бутафорских пистолетов.
– Софья Ильинична! – закричал режиссер. – Вы снова опаздываете!
Стройная, грациозная, томная в каждом движении, на площадку выбежала Соня в наряде хозяйки салуна. На ней были бархатное платье со шлейфом, корсет, цилиндр.
Роза наклонилась и прошептала на ухо Булыгину, поясняя.
– Выходит прекрасная Софи, хозяйка салуна.
«И правда, хороша!» – подумал про себя Леонтий и кивнул по-хозяйски.
Софья выстрелила куда-то в воздух из бутафорского пистолета и возгласила томным голосом:
– О дикий, дикий Запад! Ты погибнешь от золотой лихорадки!
Картинно вскинув руки, встала под камеру, изогнув бедро.
– Стоп, стоп! – закричал режиссер. – Софья Ильинична, вот зачем вы так делаете руками? Это вам не варьете! И не смотрите в камеру, это же вестерн, здесь все как в жизни. До-сто-верность!
Софья оглянулась на Булыгина, одарила его очаровательной улыбкой и обратилась к режиссеру.
– Куда же мне смотреть, Михаил Соломонович? Я не понимаю. Вы говорили, тут крупный план. Что мне делать?
Режиссер издал досадливый звук. Сам забежал
– Вот так! Софи вышла из дверей салуна, увидела индейца, выхватила пистолет и выстрелила мгновенно и безжалостно!
Софья пожала полуобнаженными плечами.
– А что мне говорить? Не понимаю, Михаил Соломонович, объясните по-человечески, зачем она стреляет?
Режиссер схватился за голову.
– Софья Ильинична, вы же читали сценарий! Или вы не читали?
Булыгин уже поднялся было, чтобы вмешаться со своим видением сцены, но его отвлек дурак приказчик Митька, который прибежал зачем-то из конторы и теперь робко просовывал голову в дверь.
Булыгин подозвал его жестом.
– Ну чего там? Пожар? Наводнение? Сказал же, меня не отвлекать!
Не переставая кланяться Булыгину, встревоженный Митька тянул руку с зажатой в ней синей телеграммой.
– Да не топай ты сапожищами! Не видишь, харя, мы фильму снимаем! Ну, чего там у тебя?
Приказчик подал конверт.
Софья продолжала спорить с режиссером.
– Я в вашем сценарии ничего не поняла! Индеец плохой, Ковбой злой, Софи просто дура какая-то, и все убили друг друга. В чем тут мораль и где ваш хеппи-энд?
– О боже! – Купер снова потянул себя за вихры. – Это вестерн, поймите вы наконец! Американский жанр! Здесь нет морали, здесь побеждает самый сильный или самый злобный и коварный!
– А я какая? Ну, то есть, моя Софи? – не унималась Софья. – Она злобная? Или сильная и коварная?
– Да как вы не поймете, Софья Ильинична? Она жертва чудовищного индейца, но убивает его в безумном порыве отчаяния!
Пока они спорили, Булыгин распечатал телеграмму. Сделал шаг к сцене, рассеянно посмотрел на артистов.
Только сейчас его заметил Купер, бросился к нему с запоздалым приветствием.
– Господин Булыгин, простите ради бога. Мы так увлечены!
Булыгин выпучил глаза и растерянно потряс перед лицом Мишеля телеграммой.
– Мой обоз, сорок пудов золота!.. Шел с моих приисков. Нанял верного человека…
– И что?
Артисты смотрели на заводчика с нескрываемым любопытством. Роза даже подошла и заглянула в телеграмму через плечо Булыгина.
Лицо Мишеля Купера вытянулось. Помня разорение своего отца, он постоянно жил в страхе банкротства фирмы Булыгина и прекращения финансирования киносъемок, его главнейшей и единственной страсти.
– Что случилось, Леонтий Петрович?
Булыгин, шлепая толстыми губами, как обиженный ребенок, все пыхтел и тряс телеграммой.
– Сорок пудов! Дурачье! Всех перебили, телегу увели… Сорок пудов золота!!!
– Софья Ильинична, сюда! – крикнула Роза.
Софье, которая пропустила всю эту сцену, припудривая нос в своей гримерке, показалось, что ее зовут на сцену. Не к месту она выбежала на площадку, выстрелила в воздух из бутафорского пистолета, объявила:
– О дикий, дикий Запад! Ты погибнешь от золотой лихорадки!