Золото Вильгельма
Шрифт:
– Так, может, ты тогда скажешь, откуда взялся я? – спросил дьявол.
– Я хотел понять, – вздохнул Бог, – не может ли разум сам выработать совесть. Я вложил в тебя только искру разума. Но она не выработала совести. Оказывается, сам ум, не омытый совестью, становится злокачественным. Так появился ты. Ты неудачный проект человека.
– Я неудачный проект человека?! – возмутился дьявол. – Это человек неудачный проект дьявола! Кстати, ты, кажется, слышишь, о чем говорят люди на Земле?
– Даже слишком хорошо, – ответил Бог. – Иногда хочется уши заткнуть, но нельзя!
– Ох и докопошатся они у меня! Ох и докопошатся! – неожиданно вставился дьявол, словно сам устал от человеческого лукавства.
(Опять забыл кусок диалога.)
– Если ты не можешь перехитрить смерть, стоит ли хитрить вообще, – задумчиво продолжал Бог. – Но изредка люди бывают остроумными. Недавно один австралиец сказал: я не поздоровался с этим подлецом, которого не видел много лет, но при этом сделал вид, что мое отдаленное сходство со мной в действительности ошибочно.
Я хорошо посмеялся. Мой человек! Ему даже подлеца было жалко, поэтому он ухищрялся.
– Да он просто трус! – не без ревности выпалил дьявол.
– Опять формальная логика, – напомнил Бог.
– Тогда скажи, что такое мужество? – спросил дьявол.
– Мужество – никогда не поддаваться твоим соблазнам, – ответил Бог.
– Да, в деликатности тебе не откажешь, – заметил дьявол. – Значит, женственность – поддаваться моим соблазнам?
– Нет, – ответил Бог, – символ женственности – это руки, укутывающие ребенка. И все, что делает женщина, должно сводиться к укутыванию, а если нечем укутывать, укутывать собой.
– Ты говоришь, женственность – это склонность укутывать. А люди считают, что женственность – это заторможенная склонность раздеваться.
– Всему свое время, – несколько загадочно ответил Бог.
– Кстати, забыл спросить, – вспомнил дьявол, – почему многие люди в старости делаются вздорными, неуживчивыми, непредсказуемыми?
– Переходный возраст, ломается характер, – просто ответил Бог. – Чтобы умереть без стыда, надо жить со стыдом… Сейчас наблюдал забавную сцену на Земле. В одном кафе вздорный пьянчужка пристал к тихому алкоголику, чтобы тот с ним выпил. Но алкоголик не хочет с ним пить, он стесняется его.
– Почему?
– Потому что пьянчужка позорит занятие алкоголика. Настоящий алкоголик склонен к системе, а у пьянчужки нет системы. В целомудренном протесте алкоголика бездна юмора.
– Странные у тебя развлечения, – заметил дьявол.
– Порой и мне хочется передохнуть, – сказал Бог. – Думаешь, легко веками следить за людьми? Иногда я думаю: а не начать ли все на другой планете?
– Вот человек, – обратился дьявол к Богу, – он убедился в своей заурядности. У него – ни ума, ни таланта. А видит, что есть люди умные, талантливые, предприимчивые. Что ему делать? Как ему не озлобиться на тебя, на судьбу, на людей?!
– Как что ему делать? – удивился Бог. – А кто ему мешает быть добрым, внимательным, хотя бы к близким? И этим он может перекрыть все умы и таланты. И кто ему мешает целовать своего ребенка, наслаждаться цветущим садом, купаться в море в жару?
– Это легко сказать! –
– Это не только легко сказать, это радостно сказать! – уточнил Бог.
– А если нет и доброты? – настаивал дьявол.
– Так уж и ничего нет! – воскликнул Бог. – Значит, ты успел над ним поработать!.. Отлегло, – вдруг улыбнувшись, добавил Бог, кивая на Землю. – Сейчас один рассеянный человек зашел в море по горло. И тут он ударил себя ладонью по лбу, вспомнив, что не умеет плавать, и вернулся на берег. Люблю рассеянных… Рассеянные не видят близкое, нужное им, но видят далекое, нужное всем.
– Ты хочешь сказать, что я никогда не бываю рассеянным? – подозрительно спросил дьявол.
– Ты сказал, – ответил Бог.
– Меня беспокоит один вопрос, – сказал дьявол. – Можно ли назвать сахарный тростник мыслящим тростником?
– Это тебе Фидель Кастро поручил спросить? – насмешливо заметил Бог.
– Нет, это я сам! Умоляю, ответь мне на этот вопрос!
– Ах, да! – вспомнил Бог. – Дьявол – сладкоежка. Запомни раз и навсегда: сладость сладости и сладость мысли не умещаются в одной голове.
– Тем хуже для такой головы! – мрачно ответил дьявол. – Я докажу, что сладость сладости сильней! Собственно, я уже это доказал!
– Если б доказал, не спрашивал бы, – ответил Бог.
– Человек грешит, – уверенно продолжал дьявол, – потому что недобрал сладости. Все его грехи отсюда!
– Когда он поймет, пусть иногда горькую, сладость мысли, он ограничится сладостью арбуза, – спокойно ответил Бог.
– Человек никогда не ограничится сладостью арбуза! – вскричал дьявол. – Никогда! Вот почему твой замысел обречен! Человек любит женщин, власть, богатство! Даже обман ему сладостен! Человек влюбчив, вернее, влипчив, и ты с этим ничего не поделаешь!
– Вот отлипнет он от тебя, и все пойдет по-другому, – сказал Бог, – но это он должен сделать сам.
– Ничего нет выше сладостной дрожи соблазна! – воскликнул дьявол. – О, если б твое учение вызывало сладостную дрожь соблазна! Все люди, и я вместе со всеми, ринулись бы за тобой!
– Ты с ума сошел! – повысил голос Бог. – Это все равно что слушать музыку Баха в публичном доме!
– А почему бы не слушать музыку Баха в публичном доме? Где же равенство? – дерзко спросил дьявол.
– Ритмы не совпадают! – оборвал его Бог. – И хватит об этом! Соблазн – энергия любви в когтях у дьявола. Для любящих нет соблазна. Поэтому мое учение основано на любви.
(Опять забыл кусок диалога.)
– По-моему, тебе вообще страстности не хватает, – упрекнул дьявол Бога.
– Страстность я проявил один раз, когда создавал человека. Но, чтобы сохранить человечество, нужна мудрость, а не страстность. Страстность, как и в постели, всегда предчувствие конца. А у меня впереди вечность… Кстати, о человеке… Один шалунишка, – кивнул Бог на Землю, – сейчас сказал своему отцу: ты говоришь, что Бог создал человека по своему подобию. А у нас в учебнике написано, что есть человекообразные обезьяны. Значит, обезьяна похожа на человека, человек похож на Бога, и выходит – Бог похож на обезьяну.