Золото Югры
Шрифт:
У капитана Ричардсона болела и тряслась голова. Он мог ходить, только провожая взглядом каждую ногу. Говорить мог, но тихо.
Увидев кучку матросов, он тихо сказал капитану Пекни:
– Застрели двоих, налаживай дисциплину! Нужно плыть дальше!
Утренний ветер дул как раз с кормы на нос шхуны, и матросы услышали приказ капитана, оставшегося без корабля. Такой капитан может и сам застрелить матроса. Люди разбежались по местам и стали тянуть канаты, подворачивая шхуну к перемене галса. Только подвернули, как корабль
– Мель! – заорал кто-то дурным голосом.
Капитан Пекни кинулся к левому борту. Река мелела прямо на глазах. Вода отступала, освобождая песчаный берег.
– Не успели по большой воде пройти до Иртыша, – услышал Пекни тихий, дрожащий голос Ричардсона, – вода сходит. Половодье кончилось. Но мы поплывем дальше…
– Поплывем, поплывем, – испуганно ответил Артур Пекни, – что нам остается делать?
– Тогда не стой! – прошипел Ричарсон. – Плыви, корова!
Прошипел это и упал в беспамятстве от внутреннего напряжения.
Пекни переступил через упавшее тело и крикнул своему боцману Булту – готовить шлюпку для якорного завода.
На сотню ярдов назад, по течению, вывезли на шлюпке носовой якорь, сбросили в реку. Матросы навалились на рукоятки брашпиля; шхуна начала медленно подтягиваться к собственному якорю и через десять ярдов уже свободно качалась на речных волнах.
Матросы засвистели от радости. На правом, высоком берегу матросскому свисту вдруг ответил собачий лай.
Капитан Пекни резко обернулся. На берегу стояли три человеческие фигуры в звериных шкурах. По прямой линии от капитана до этих страшных людей было всего тридцать ярдов. Капитан Пекни хотел скомандовать про оружие к бою, но только засипел горлом.
Жуткие люди исчезли, и собачий лай замолк.
Капитан Пекни прокашлялся и внезапно заорал, подражая истерическим интонациям капитана Ричарсона:
– Пушки – к бою! Оружие – к бою!
До Шеркалы ватажный бриг не дошел верст пятьдесят. Резкий спад паводка застал ватагу в двух верстах от того места на Оби, которое в лоциях у Макара называлось «Узелок». Хорош узелок! На карте этот «Узелок» петлял так, что голова могла закружиться от долгого разглядывания речных извивов.
Обь не только обмелела до своих истинных глубин, но и сузилась. Теперь идти по ней галсами, будто по морю, – не получится. Попробовали идти без зигзагов, у правого, высокого берега. Там и глубина побольше, и ветер вроде покруче. Так и получилось. Бриг шел против течения, но весьма медленно.
Когда вошли во второй завив реки, Макар велел остановиться.
– Оглядеться надобно, – пояснил он, – нам вроде как здесь помирать.
– Иди ты к Богу в рай! – озлился Хлыст. – Англам помирать, не нам!
– Здраво ты сказал, – поправил себя Макар, – конечно – англам.
Однако нечаянная тревога толкалась у него под ребрами. Он все никак не мог забыть далекий, далекий
– Доглядчиков надобно послать…
– Это – мигом! – оскалился Хлыст. – Сенька! Ерошка! Пора вам катить в догляд за подлыми гостями!
Мигом спустили шлюпку, развернули широченный парус. Бывалый Сенька и Молодший Ерошка добавили к силе паруса свою – и начали загребать еще мутную воду веслами. Шлюпка понеслась назад, по течению реки, так быстро, что стало даже завидно. Макару бы так плыть себе, да плыть. Например, к Катарине в Лондон. Доплыть, обнять вдовушку и уснуть у нее на пухлом, сладостном плечике.
– Ты только посмотри, Макар, что за река, екера мара! – Хлыст вытолкнул Макара из сладких дум.
Посмотреть было на что. Змеи так заковыристо не извиваются, как извивалась Обь в своем русле. Извивалась туда, на юг, к Иртышу, к самому горизонту. По этим извивам получалось, что надо версты три плыть на юг, потом плавно заворачивать и три версты плыть на север. Всего в двухстах шагах от того места, где только что плыл на юг.
– Сообразил? – спросил Макар улыбающегося Хлыста.
– Чего?
– Как помирать будем, – серьезно ответил Макар.
– Хоть ты и сын боярский, а я тебя!..
– Не ори. Доглядчики назад вернутся, и тогда я тебе нарисую всю нашу жизнь на пару дней вперед… Кому она останется, эта жизнь.
Три остяка, от жуткого любопытства вставшие в рост на высоком берегу как раз напротив английской шхуны и своим нарядом из собольих шкур жутко напугавшие главного человека на большой лодке, пригнали три собачьи упряжки к чуму хана Изоты.
Хан, узнав, как страшно погибла первая большая лодка, велел своим охотникам ставить ему чум на берегу. Но точно напротив того места, где будет стоять малая большая лодка со страшным лицом на материи, привязанной к верхушке гладкого столба, что поставлен посреди лодки.
Пообедали мучной подболткой и жареной рыбой совсем без соли. Соль кончилась неделю назад. Терпели.
После обеда вся ватажная команда спустилась в прохладный трюм брига, подремать по обычаю. Макар и Хлыст привалились спинами к левому борту брига, лицом от солнца, сняли сапоги – охолонить ноги, тихо подремать.
Подремать не получилось. Всякие мысли лезли обеим в головы. И мысли не благостные.
– Всю амуницию, весь порох, все, что осталось от еды, все это поднимем на вон тот, высокий берег, – тихо толковал Макар. – Потом заведем бриг во-о-о-н в тот поворот, поставим корабль поперек реки, бросим оба якоря и прошибем в обшивке дыры. Бриг чутка затонет и на день-другой остановит англов…
– И мы тогда темной ноченькой, да с ножами пойдем на шхуну – помирать… Теперь я тебя понял, Макар. Лестное дело ты придумал! Главное – дело нам понятное!