Золото (Золотая шахта)
Шрифт:
– Для беспокойства нет причин. Обычная задержка, а не полная неудача.
– Задержка насколько?
– На два дня, в крайнем случае – до конца недели.
– Будете в Париже на следующей неделе?
– Да. – Манфред был советником правительственной делегации на переговорах с Францией о ценах на золото.
– Встретитесь с ним там. Будет лучше, если вы к тому времени выполните свои обязательства. Понимаете?
– Понимаю, Эндрю.
Разговор был закончен. Манфред почувствовал, что звонивший вот-вот повесит трубку, и воскликнул:
– Эндрю!
–
– Вы не спросите его, могу ли я… – тон его слегка изменился, появились умоляющие нотки, – могу ли я играть сегодня?
– Подождите.
Прошло несколько минут, потом в трубке раздался тот же голос:
– Да, вы можете играть. Саймон проинформирует вас о пределах ставок.
– Спасибо, передайте ему мою благодарность.
Манфред и не пытался скрыть облегчения и восторга. Горящим взглядом он смотрел на противоположную холодно-голубую стенку, и даже стекла его очков сверкали.
26
В роскошно обставленной комнате их было пятеро. Один, самый молодой, несомненно, был слугой и следил за исполнением причуд и желаний остальных. Из четверых оставшихся один, так же несомненно, являлся хозяином. Внимание всех было обращено на него. Он был грузен, но не слишком, жировая прослойка свидетельствовала скорее о хорошей жизни, чем об обжорстве. Сейчас он говорил, обращаясь к своим гостям:
– Вы выразили сомнения относительно надежности человека, служащего инструментом в нашем грядущем предприятии. Я договорился о маленьком представлении, которое, как я надеюсь, продемонстрирует вам всю беспочвенность опасений. Это и является причиной, по которой Эндрю пригласил вас сюда сегодня.
Хозяин повернулся к слуге:
– Эндрю, надеюсь, тебе не составит труда подождать, когда придет доктор Стайнер, попросить Саймона указать ему место за столом и сообщить об этом нам. – Он отдавал приказание вежливо и с достоинством, как человек, привыкший повелевать. – Господа, позвольте предложить вам что-нибудь выпить, чтобы скрасить ожидание.
Разговор, завязавшийся между ними, свидетельствовал о хорошей информированности каждого. Предметом же его было богатство. Богатство, выраженное полезными ископаемыми, промышленными предприятиями, продуктами земли и моря: нефтью, сталью, рыбой, зерном и… золотом.
О высоком положении этих людей в обществе свидетельствовали их дорогие костюмы, камни, поблескивающие на пальцах, уверенные, не терпящие возражений голоса, небрежное упоминание в разговоре высокопоставленного чиновника.
– Сэр, – прервал их беседу Эндрю, – он пришел.
– Спасибо, мой мальчик. – Хозяин поднялся. – Прошу вас следовать за мной, господа.
Он пересек комнату и отдернул пурпурно-золотую штору. За ней гости увидели окно.
Все четверо подошли поближе и принялись рассматривать комнату за стеклом. Это был зал фешенебельного игорного дома. Мужчины и женщины сидели за столом для игры в «баккара» и совершенно не обращали внимания на окно над их головами.
– С той стороны ничего не видно, господа, – успокоил всех хозяин. – Можете не опасаться быть замеченными в этом логове порока.
Все
– Какую прибыль вы получаете от этого предприятия? – спросил один из гостей.
– Мой дорогой Роберт. – Хозяин выглядел шокированным. – Неужели вы подумали, что я каким-то образом связан с незаконным бизнесом?
Все снова захихикали, на этот раз с нескрываемым удивлением.
– А! – воскликнул хозяин. – Вот и он!
Через зал к столу Манфреда Стайнера провожал высокий молодой человек с землистым лицом, выглядевший в вечернем костюме сотрудником похоронного бюро.
– Я попросил Саймона посадить его так, чтобы мы могли видеть его лицо, – пояснил хозяин.
Все чуть наклонились вперед и не сводили глаз с человека, раскладывающего на столе фишки, любезно предоставленные Саймоном.
Доктор Стайнер начал играть. Лицо его было полностью лишено выражения, но бледность просто поражала. Каждые несколько секунд он облизывал губы розовым языком. В перерывах между играми он замирал, напоминая ящерицу или игуану. Только жилка дергалась на шее да блестели, как змеиные глаза, стекла очков.
– Прошу вас обратить внимание на его правую руку, – едва слышно произнес хозяин.
Открытая ладонь лежала рядом со стопкой фишек, но пальцы начали сжиматься, как только крупье стал раздавать карты.
– Carte, – беззвучно произнесли губы Манфреда, а пальцы сжались в кулак так, что побелели костяшки, а сама рука задрожала от напряжения. Выражение же лица по-прежнему оставалось нейтральным.
Крупье передал карту.
– Septe! – произнесли его губы, а в следующее мгновение он уже забирал ставку Манфреда. Пальцы Стайнера разжались, ладонь безвольно упала на стол, мягкая и безволосая, как дохлая рыба на зеленом сукне.
– Думаю, мы видели уже достаточно, – сказал хозяин, и все вернулись к столу в несколько подавленном настроении.
– Господи! – пробормотал кто-то. – Какая гадость! Я чувствовал себя соглядатаем, как будто я наблюдал за человеком, занимающимся онанизмом.
Хозяин быстро взглянул на говорившего, удивленный наблюдательностью и точностью определения.
– В сущности, именно это вы и видели. Простите мне роль лектора на несколько минут, но я немного знаю этого человека. Один из ведущих психиатров составил мне за четыреста рандов аналитический доклад.
Хозяин помедлил, чтобы убедиться, что внимание всех сконцентрировано на нем.
– Причины такого поведения не ясны, возможно, виной всему событие или серия событий, происшедших, когда оставшийся сиротой Манфред Стайнер бродил по руинам разрушенной войной Европы. – Хозяин закашлялся и сам прервал свой поток красноречия на несколько секунд. – Как бы то ни было, результат виден всем. Коэффициент умственного развития Манфреда Курта Стайнера – сто пятьдесят восемь. Он – гений. Он не пьет, не курит. У него нет увлечений, он никогда не занимался спортом, никогда не делал непристойных предложений какой-либо женщине помимо жены, впрочем, и здесь существуют сомнения, касающиеся того, как часто и до какого предела удостаивается она его внимания.