Золото. Назад в СССР 2

Хлебов Адам

Надо было видеть ее умиленное выражение лица. Это там, в грядущем, плитка шоколада ничего не стоила. И некоторые могли плитку шоколада принять за оскорбление или жлобство.

Здесь такое дружеское внимание ценилось людьми на вес золота. Она прижала шоколадку к груди, подняла брови и нараспев поблагодарила с улыбкой:

— Спаасиибо! Только если можно не долго.

— Хорошо, он не спит?

— Нет, нет. Не должен, у него был посетитель.

— Ммм, — я зашагал и остановился у двери. Постучав,

я ожидал ответа или приглашения, но их не последовало.

Тогда я медленно отворил дверь, легонько толкнув ее внутрь.

В палате было всего две койки. Одна свободна. На второй на спине лежал Гибарян. Глаза его были прикрыты, одна рука сложена на груди, а вторая свободно свисала вниз. Рядом с постелью стояли два деревянных костыля.

Я тихо спросил:

— Кость, спишь?

Но Гибарян не ответил и не пошевелился. Тогда я, думая, что он все же уснул, решил положить мои гостинцы ему на тумбочку у кровати и зайти позже.

Что за хрень? На тумбочке стояла початая бутылка «Зубровки» и два стакана. Я осторожно, так чтобы не шуметь, поднял и понюхал сначала пустой, а затем заполненный стаканы

Оба пахли спиртным. Отрубился, что ли? Посмотрел на объем оставшейся Зубровки в бутылке и стакане.

Ста граммов, а примерно столько мог выпить по моим прикидкам Гибарян, было явно недостаточно, чтобы срубить такого быка.

Теперь же мне вспомнилась Марина, выбегающая из поликлиники. Черт, неужели?

Я быстро положил руку на шею, на сонную артерию в попытке нащупать пульс. Есть! Его кожа и губы были какими-то бледными. Я потряс Костю за плечо.

— Кость, Гибарян! Очнись! Ты меня слышишь? Костя!

Но он никак не реагировал, а голова его безжизненно болталась.

Да что это за место такое? Одни беды вокруг. Я выскочил в коридор.

— Девушка! Пациенту плохо! Он без сознания! Девушка!

Сотрудница поликлиники вышла из регистратуры.

— Что случилось?

— Пойдемте, нужно его осмотреть. Я не знаю. Он без сознания, пульс есть, но он не реагирует.

Она положила руки в карманы халата, сосредоточенно нахмурилась и быстро зашагала в сторону палаты Гибаряна.

— Девушка, вы врач?

Она смерила меня взглядом. Зайдя в комнату, она подошла к кровати и обратилась к больному по имени. Костя не отвечал. Тогда она нащупала и замерила пульс на запястье моего друга.

— Учащенный? — мне было тревожно. Но доктор ничего не ответила.

Она задрала свитер и майку и приложила фонендоскоп к сердцу Гибаряна. Потом приоткрыла веко и проследила за реакцией зрачка. Насколько я мог судить,он был немного суженый, но на свет реагировал.

Увидев бутылку, доктор еще больше нахмурилась.

— Я сейчас за тонометром схожу.

Она быстро вернулась. Пока она накачивала грушу, я спросил:

—

Вы сказали, что у Кости был посетитель?

— Да, к нему приходила девушка, корреспондент московской газеты. Она прямо перед вами ушла.

— Вот сучка!

Девушка неодобрительно посмотрела на меня. Она закончила измерение давления и озадаченно посмотрела на Костю.

— Клофелин.

— Что?

— Судя по показаниям давления и его состояния, ему подмешали в алкоголь клофелин.

Девушка недоуменно посмотрела на меня.

— Что вы такое говорите? Кому из людей такое в голову придет? Вы что? Это исключено.

Почему меня ее слова не удивили. Как же они тут все были наивны.

Девушка потянулась к бутылке, но я ее остановил.

— Не трогайте, пожалуйста. Не знаю, кто может в Поселке провести дактилоскопию, но на бутылке и стакане наверняка сохранились отпечатки. Участковый вряд ли сейчас станет этим заниматься. Надо везти в город.

Она с недоверием посмотрела на меня. Но притрагиваться не стала.

— Где бы сделать анализ спиртного? У нас в Поселке есть санэпидемстанция?

— Не поняла вас? Вы кто вообще?

— Я его коллега. Геолог. Его напарник. Мы вместе с ним ходили в последнюю геологическую партию, в которой он сломал ногу.

— Вы Илья, он говорил мне о вас. Он вас ждал. С утра после того, как привозили Ямазова, Константин выходил на костылях в коридор и что-то спрашивал про вас. Мне кажется, он тоже, как-то с вашей экспедицией связан.

— Ямазов здесь?

— Нет, его родственники забрали, ни к какую не согласились оставлять. Скажите, а вы раньше у больного не замечали подобных состояний. Обмороков, эпилептических припадков?

— Нет. Если не считать ноги, то он был самым здоровым человеком из всех, кого я знаю. Он никогда и ничем не болел. Он очень сильный парень. Мог пройти с сорокакилограммовым рюкзаком сорок -пятьдесят километров в день. Даже в сильный мороз. Поверьте, такое не каждому местному под силу. К которому часу его должны были везти на посадку в кукурузник?

— УАЗик должен был заехать в пять. Самолет вылетает в шесть. Теперь я даже не знаю, стоит ли его трогать.

— Звоните Алене Сергеевне.

— Что же с ним такое?

Она уже встала, сложила руки на груди и держала себя за подбородок

— Да говорю же вам, его отравили, доктор, отравили. У вас есть бумажные пакеты? И мне нужна какая-нибудь банка. Нам нужно перелить в нее содержимое второго стакана.

Она кивнула и направилась к выходу. А я сел напротив Гибаряна на застеленную кровать.

Все-таки у меня, как у человека, попавшего сюда из грядущего, было небольшое преимущество перед теми, кто жил и честно трудился в настоящем времени.