Золото. Назад в СССР 2
Шрифт:
— Козака? В каком смысле? Спрашиваете, стоит ли привлекать его к расследованию?
— Нет, но до меня дошли слухи про карточный долг.
Семягин осторожно проверял знаю ли я что-нибудь об этом.
— До меня тоже. Тот, кто мне об этом поведал просил не рассказывать никому из страха перед местью. Но раз вы упомянули Козака сами, то теперь это уже не имеет значения.
— Это серьезная ситуация. Козак проиграл деньги.
— Не только, деньги, но и получку на год вперед.
— Вот так дела, как
— Я вам так скажу, в студенческие времена я повидал картежников. Азартные игры это страшная воронка, которая может затянуть даже вполне разумного человека. Не случайно Пушкин писал про «Пиковую даму», а Достоевский «Игрока». С одной стороны люди тупеют до неузнаваемости. Видит человек, что проигрался в пух и прах, ну остановись… Но нет, он хочет отыграться. С другой, они становятся изощренными лгунами, когда им нужно раздобыть денег на игру. Проигравшийся картежник способен на отчаянные поступки.
— Я с ними не сталкивался особо. Видать у тебя больше опыта в этом вопросе. Давай начистоту, как думаешь, Козак мог убить старика?
— По рассказам, он был маниакально одержим идеей отыграться. Старик не хотел продолжать играть, но Роман прицепился, как пиявка и требовал продолжения игры. В самом начале Петрович предложил ему полностью простить долги. Но не тут-то было. Как будто, кто-то ему выключил разум. Он считал, что старику просто везет.
— Что-то подсказывает мне, что это было не просто везение.
— Вы думаете, что Петрович катала?
— Катала?
— Ну карточный шулер, мошенник.
— Думаю, что он обучился в тюрьме всем этим нечестным фокусам с картами.
— С чего вы это взяли, Александр Иванович?
— Эта история с карточными играми и «случайными» выигрышами Федора Петровича повторялась практически в каждой экспедиции.
Я удивленно посмотрел на Семягина, а он тем временем продолжил
— Ну это не принимало таких экстремальных форм. Он мог обыграть каждого игрока рублей тридцать-сорок, ну пятьдесят. А потом все отказывались садиться с ним за стол. Ты просто человек не азартный, поэтому все это тебя не коснулось.
— И вы это знали?
— Конечно, Илья.
— И ничего не предпринимали, чтобы это прекратить?
— Видишь ли, карточные игры в команде не самое лучшее развлечение, но у нас с ним был уговор. Я закрывал глаза на это небольшое это хобби Федора Петровича.
— А он?
— Он играл просто для удовольствия. И в свою очередь делал так, чтобы мы могли выявлять самых азартных и неуравновешенных людей в команде. Ну и после проигрыша у них пропадало желание играть на деньги.
— То есть вы знали про Козака и его проигрыши с самого начала?
— Я знал, что они играли, но не знал, что он так много проиграл. Не пойму почему, но
— Люди считают, что его «жаба» заела. Когда сумма стала слишком велика, он не сумел отказаться.
— Козак не мог простить Федору Петровичу потерянные деньги и репутацию среди членов команды?
— Чем больше думаю, тем очевиднее становится, что Козак мог бы пойти на такое.
— Помнишь, он неудачно пытался взять расследование в свои руки? Не для того ли, чтобы направить его по ложному следу, а Илья?
— Ну это-то ни о чем не говорит, он просто ответит, что хотел предложить свои услуги и поскорее разобраться. Вопрос только в том, сумеем ли мы в ближайшее время собрать доказательства. Все, что у нас есть — это только мотив.
— Мда, ты прав. Кого будем допрашивать первым?
— Козака. Думаю нужно с ним переговорить, но очень осторожно, так чтобы не напугать его. Он может натворить глупостей.
Мы вернулись с санями нагруженными парией топлива. Бондаренко и Брахман убирались на территории лагеря после завтрака. Остальных не было видно, видимо они разбрелись по палаткам.
— Где Роман? — спросил Семягин заглянув в его палатку и не найдя там его.
Брахман и Бондаренко переглянулись затем мой сосед с большой тревогой посмотрел на меня.
Он уже догадался, что мы с Семягиным обсудили карточный долг Козака.
Весь его внешний вид как бы говорил об обиде и возмущении тем, что я не сдержал данное слово и поделился подозрениями с руководителем геологоразведочной партии без него.
Я заглянул ему в глаза и сделал успокаивающий жест открытой ладонью, направленной вниз.
— Вон он рыбу ловит, — Бондаренко показал в сторону озера.
Цепочка следов длиною метров в тридцать вела к одинокой фигуре, сидящей на стульчике перед лункой.
Козак рыбачил метрах в тридцати от берега. Лёд был еще совсем тонкий. Семягин недоуменно огляделся.
— Мы ему говорили, что лёд еще не созрел, но все без толку. Разве он послушает? Говорит, что сейчас лучшая рыбалка. Рыба хорошо идет осенью.
Я подошел к месту, где проходила предполагаемая линия берега. И попробовал на прочность лёд ногой. Семягин наблюдал за мной.
— Вроде, набрал прочность.
— Пошли, — позвал меня за собой Александр Иванович.
Я огляделся и взял с собой шест. Но мои опасения были напрасными минусовая температура сделал свое дело. Мы пошли по следам, оставленным на белоснежной поверхности озера Козаком.
Увидев наши приближающиеся фигуры, Козак приветливо помахал рукой.
— Не бойтесь, идите смелее. Я пробурил лунку, лёд уже толщиной в десять-двенадцать сантиметров. К тому же тут не глубоко, эти трусы только и знают, причитать, как бабы.