Золото
Шрифт:
— В самом деле?
— Ну да! Почтмейстер сам передавал мне, что две недели тому назад он отправил в Петербург согласие… И представьте — по телеграфу!..
Головиха почему-то обращалась со своим сообщением исключительно в сторону Надежды Николаевны, говорившей с дочерью хозяина на другом конце стола.
— Вы мне говорите? — поинтересовалась девушка.
— Да, вам, мой ангел! Вы знали, что Карновский женится?
— Нет, не знала… Не думаю…
— А я не думаю, а знаю. Я знаю содержание его телеграммы.
— Возможно. Я чужих писем и телеграмм
— Слопала, мать? — в восторге загоготал городской голова. — А вот и наш дражайший хозяин! Пётр Иваныч! Да что это с тобой? Или что взаправду стряслось?..
Гости обернулись. Исправник, с бледным, нахмуренным лицом, молча прошёл к своему дивану, уселся и, крякнув, тотчас же принялся за свой остывший чай.
Абрамов, низенький, сухой брюнет с пробором на голове и «котлетками» на щёках, одетый «под лейб-гвардию», какою она представлялась воображению уездного портного, щёлкнул шпорами и голенищами лаковых сапог и пожимал руки с тою особенною грацией, которая присуща чинам наружной полиции, служившим когда-то околоточными в столице.
— Петруша! Ради Бога!.. Что случилось? — испугалась хозяйка, взглянув на мужа.
Исправник, усиленно кряхтя, откинулся на спинку дивана, вытащил платок, с шумом высморкался, словно нечаянно махнувши платком по глазам, и повернул к гостям расстроенное лицо.
— Да… Гм… Ничего. Ничего особенного. Ты, Агнюша, не беспокойся, это не нас касается… Да! Вот и жизнь!.. Сейчас ты жив, здоров…
— Да не томи ты, ради Христа!..
— Да… гм… это я к слову. Да… так вот… Карновский-то наш…
— Что? — чуть ли не в один голос вырвалось у гостей.
— Гм… что?.. Да… приказал долго жить.
— Так точно! — подтвердил становой. — Два часа тому назад, можно сказать, трагически покончил жизнь… В моём участке! — прибавил он с приятной улыбкой, словно смерть общего знакомого была радостной неожиданностью, и он спешил связать эту новость с своим участком.
— Но ведь он только что уехал?
Исправник махнул рукой.
— Что ж, что уехал? По дороге… Несчастный случай!.. — прибавил он с сомнением в голосе.
— Но… каким образом?.. Расскажите подробно.
— Пусть уж он… — Исправник кивнул на станового. — Я, признаться, сам плохо понял.
Становой приятно улыбнулся и щёлкнул шпорами.
— Действительно! — начал он, охорашиваясь, чувствуя себя центром внимания. — Действительно, загадочная обстановка… Я, собственно, самое тело видал только издали, в бинокль, ибо подойти вплоть не представляется физиологической возможности, по причине скользкости льда и глубины снега.
— Он жив ещё… может быть? — беззвучно проговорила Надежда Николаевна.
— Что вы, помилуйте! — приятно улыбаясь, успокоительно возразил становой. — Мыслимо ли с такой высоты? Внизу утёсы, камень. Кроме сего, в бинокль всё отлично видать. У меня «Цейс» полевого типа. Ему сани спинкой прямо на грудь опрокинулись, господину Карновскому то есть… Помимо сего, от головы на окружающем снегу расплывается большое кровяное пятно, размером достигающее… Размера
— Да, где это случилось?
— В Волчьей Пади-с… Вы, мадемуазель, изволите это место знать? — заметил становой, как вздрогнула Надежда Николаевна. — Опасное место! Неоднократно входил с представлением о необходимости оградить обрыв не мелкими, редко стоящими каменьями, а хотя бы монолитами размером…
— Постойте! — прервал исправник. — Вы расскажите-ка нам ещё, как всё это произошло… Я сразу ничего не сообразил… такая неожиданность!
— Да-с! — улыбнулся становой. — Чего неожиданней? Такое лицо, на линии Ротшильда или, можно сказать, миллиардера-с… Вы разрешите, я передам показания кучера господина Карновского, крестьянина, как бишь его, уезда, Кирьяна Николаева Стрепетова, уцелевшего счастливым случаем от катастрофы.
— Ну?..
— Два часа тому назад я, извините, только что собирался в клуб, — сильный звонок. Прислуга отпирает. Человек в растрёпанном виде и с ним урядник. Я уж думал, что по пьяному делу, хотел отправить до утра для вытрезвления, а урядник докладывает…
— Покороче!
— Слушаю-с!.. Так вот-с. Вышеозначенный Кирьян Стрепетов показал, что отправились они с барином на станцию к железной дороге, на собственных лошадях, коих господин Карновский намеревался, как известно, взять с собой в Петербург… Хорошо-с!.. Не доезжая несколько саженей до обрыва у Волчьей Пади, у господина Карновского выпал из саней саквояж… Действительно. Урядник таковой представил. Далее, судя по словам кучера, дело происходило так. Господин Карновский приказал Стрепетову идти разыскивать саквояж, а сам, правя лошадьми, двинулся шагом вперёд, намереваясь миновать опасное место и дождаться кучера на площадке.
— Как же… случилось?..
— Склизко-с! — ответил становой. — Не иначе как на раскате просунулись сани между камней и… то-го-с! Кучер рассказывает: «Я, — говорит, — саквояж барина вскорости нашёл. Несу, — говорит, — трусцой догоняю… Вижу, барин лошадей к самому обрыву направил. Ему за передком плохо видать. Кричу ему: — Барин, Вячеслав Константинович!.. Левее! Сорвётесь! Левее!.. А он, батюшка мой, второпях-то — мне всё видать — как рванёт правую пристяжную. Вожжей, должно быть, не разобрал, перепутал. Ну, очевидное дело, сани раскатились и того… Только и видал, — это кучер-то говорит, — как левая пристяжная в воздухе задними ногами лягнула…»
Гости затаив дух слушали повествование.
— Пётр Иваныч!.. Нам следует отправиться на место преступления! Немедленно! — сухо официально заявил товарищ прокурора.
— Слушаю-с! — буркнул исправник. — Только какое же преступление? Служащие Карновского на барина своего как на икону молились… Особенно Кирьян этот. Я его восемнадцатый год знаю, как он ещё у Лагутина служил… Разве этот может убить?
— Гм… Во всяком случае, обстановка, согласитесь, загадочная! Сам же кучер показывает, что он криком предупреждал…