Золотое руно (сборник)
Шрифт:
– О, конечно же было, – ответила Карен. – Жизнь – это приключение.
Я начал вспоминать все те вещи, что делал в юности – наркотики, которые пробовал, женщин, с которыми спал, и одного мужчину, с которым я тоже переспал, инвестиции, разумные и безумные, сломанные кости и разбитые сердца.
– Надо полагать, – сказал я.
Коридор расширился, превратившись в большую комнату отдыха с торговыми автоматами с газировкой, кофе и бутербродами. Должно быть, он предназначался для персонала, а не для клиентов-мнемосканов, но Карен жестом предложила войти. Возможно, она устала…
Но
– Итак, – сказал я, – что же у вас были за приключения?
Какое-то время она не отвечала, и я забеспокоился. Я вовсе не хотел подвергать сомнению её предыдущее утверждение, но, боюсь, в моём вопросе прозвучал некий вызов, требование подтвердить свои слова.
– Простите, – сказал я.
– О, нет, – ответила Карен. – Ничего такого. Просто их так много . Я была в Антарктиде, и в Серенгети – ещё когда там водилась крупная живность – и в Долине Царей.
– Да неужели? – удивился я.
– Конечно. Я люблю путешествовать. А вы?
– Думаю, я тоже, правда…
– Да?
– Я никогда не был за пределами Северной Америки. Видите ли, я не могу – не мог – летать. Перепады давления в самолёте – доктора опасались, что они могут спровоцировать синдром Катеринского. Вероятность очень маленькая, но доктор сказал, что я не должен рисковать, разве что если поездка абсолютно необходима. – Я на мгновение подумал о другом мне, направляющемся на Луну; это путешествие он почти наверняка переживёт. Космопланы полностью герметичны, и атмосферное давление внутри них не меняется.
– Обидно, – сказала Карен, но потом её лицо просветлело. – Но теперь вы можете поехать, куда захотите.
Я горько усмехнулся.
– Поехать! Господи, да я же едва хожу…
Механическая рука Карен легко коснулась моей.
– О, вы научитесь. Обязательно! Люди могут всё. Помню, как я познакомилась с Кристофером Ривом, и он…
– Кто это?
– Он играл Супермена в четырёх фильмах. Боже, как он был красив! Когда я была подростком, постер с ним висел у меня над кроватью. Много лет спустя он упал с лошади и повредил позвоночник. Говорили, что он никогда больше не сможет дышать самостоятельно, но он смог.
– И вы познакомились с ним?
– Ага. Он написал книгу о том, что с ним произошло; у нас тогда был один издатель, и мы вместе оказались на банкете на «BookExpo America». Он так меня вдохновлял.
– Вау, – сказал я. – Полагаю, будучи знаменитым писателем, вы встречались с множеством интересных людей.
– Ну, я вспомнила Кристофера Рива не для того, чтобы похвастаться…
– Я понимаю, понимаю. Но с кем ещё вы были знакомы?
– Давайте посмотрим… какие имена могут что-нибудь значить для человека вашего возраста? Ну, я встречалась с королём Карлом перед самой его смертью. С нынешним папой и с тем, что был перед ним. С Таморой Ын. Шарлиз Терон. Стивеном Хокингом. Моше…
– Вы встречались с Хокингом?
– Да. Когда была на чтениях в Кембридже.
– Вау, –
– Очень ироничный. Остроумный. Конечно, общение было для него пыткой, но…
– Но какой умище! – воскликнул я. – Абсолютный гений.
– Это да, – согласилась Карен. – А вы любите физику?
– Мне нравятся великие идеи – в физике, философии, где угодно.
Карен улыбнулась.
– Правда? Тогда у меня есть для вас анекдот. Знаете такой, когда Вернера Гейзенберга останавливает дорожный патруль за превышение скорости?
Я покачал головой.
– Так вот, – продолжила Карен, – коп говорит: «Вы знаете, с какой скоростью ехали?» А Гейзенберг тут же отвечает: «Нет, зато я точно знаю, где я!»
Я расхохотался.
– Это сильно! Погодите – я тоже один вспомнил. Знаете про Эйнштейна в поезде?
Теперь была очередь Карен качать головой.
– Пассажир к нему подходит и спрашивает: «Простите, мистер Эйнштейн, Нью-Йорк останавливается в этом поезде?»
Карен засмеялась.
– Думаю, мы с вами подружимся, – заявила она. – А вы профессиональный физик?
– Что вы. Я для этого слишком плох в математике. Хотя отучился два года в Университете Торонто.
– И?
Я слегка приподнял плечи.
– Вы в Канаде часто бываете?
– Время от времени. Не каждый год.
– А пиво вы пьёте?
– Когда была помоложе, – ответила Карен. – Но больше не пью. В смысле, даже в старом теле не могла – последние лет десять или больше.
– Вы слышали про «Sullivan's Select»? Или «Old Sully's Special Dark»?
– Конечно, слышала. Очень… А-а! Вот оно что! Вы ведь Джейкоб Салливан, верно? Ваше семейное дело?
Я кивнул.
– Так, так, так, – сказала Карен. – Значит, я тут не одна инкогнито.
Я грустно улыбнулся.
– Карен Бесарян заработала себе состояние. Я же своё просто унаследовал.
– И всё же, – сказала Карен, – это, наверное, было здорово. В молодости мне вечно не хватало денег. Даже иногда приходилось наведываться в продовольственные банки [71] . Это, должно быть, очень расслабляет – знать, что у тебя никогда не будет проблем с деньгами.
71
Благотворительные организации, принимающие от производителей и поставщиков продовольственные товары с истекающим сроком годности и распределяющие их среди нуждающихся.
Я снова двинул плечами.
– Это палка о двух концах. С одной стороны, когда я пошёл в университет, я мог изучать всё, что мне заблагорассудится и не беспокоиться о том, как это вяжется с моей будущей профессией. Я, наверное, единственный во всём кампусе ходил одновременно на квантовую физику, историю драмы и введение в философию досократиков.
Карен вежливо усмехнулась.
– Да, – сказал я. – Это было весело – чуть того, чуть этого. Но обратная сторона богатства состояла в том, что ты не ожидаешь, что к тебе будут относиться как к мусору. Университет Торонто ценится среди аспирантов, но студентов там производят как штамповку на заводе. Скажем так: если каждый день ходишь в Салливановскую библиотеку, и твоя фамилия Салливан, то не ожидаешь, что об тебя там будут вытирать ноги.