Золотое солнце
Шрифт:
— Да, госпожа.
— Тебе известно, в чем состояла его вина?
— Он был сообщником принцессы Ланин в осквернении Древнейшего Храма. Это приговор, который он услышал, но главная его вина была в ином: он знал о силе принцессы и оказывал ей помощь в овладении магией.
— Как... — теперь я сама с трудом подавила дрожь в голосе, — как была доказана его вина?
— Вчера утром моя напарница Инсин была послана в келью послушницы, которой принцесса воспользовалась, чтобы проникнуть в Храм. Инсин должна была изучить оставленный принцессой магический след, но неожиданно оказалась в центре гексаграммы, начертанной на
— Достаточно, — перебила я словоохотливую жрицу. — Почему принцессе солгали об испытании взорами Ахна-Лоама и Ахну-Серенн?
— Никто не лгал ей, госпожа! — горячо воскликнула Лехфир. — Это официальная формулировка приговора, только и всего. Истинно невиновного боги не тронули бы... только на моей памяти такого ни разу не было.
— И все-таки ей солгали. — Я ткнула зеркальную носком сапога, и она с готовностью распростерлась передо мной в белом песке. — О каких взорах может идти речь, если ваши гадины слепы, как кроты! Теперь отвечай, почему ваш поганый храм запретен для женщин дома Исфарра?
— В них может проявиться кровь Ассиди... Способность к причастности, не знаю, как сказать точнее... Об Ассиди говорили, что силу ей посылает сама Луна, минуя своих детей. Но это противно Ула-Лоаму и Улу-Серенн, а потому рано или поздно такая сила сводит человека с ума и заставляет разрушать все, до чего он дотянется. Ассиди была человеком железной воли и к тому же погибла всего тридцати восьми лет от роду, только это ее и спасло. Эта сила ничего общего не имеет с обычной магией, скорее, если сравнить силу богов с озером, то женщина с кровью Ассиди — всего лишь канал для полива полей...
— Но принцесса занималась самой обычной магией! — снова перебила я Лехфир. — Разве это не доказывает, что и сила ее была самой обычной?
— Судя по тому, что рассказал Салур, характер того, что ей давалось и не давалось, с очень большой вероятностью указывал на способность к причастности. Но такую силу должен кто-то пробудить, она не просыпается сама. В храме это сделать очень легко, обычному магу труднее, но тоже возможно. Салур обучил принцессу магии вопреки запретам и тем прогневал богов куда сильнее, чем своим жалким ритуалом...
— В таком случае что случилось бы с лринцессой, если бы она коснулась престола Улу-Серенн?
— То самое разрушительное безумие, только мгновенное, сразу после прикосновения.
«Ты лжешь!» — хотелось воскликнуть мне, но магический допрос при связанной воле исключал самую возможность лжи. Так вот что на самом деле готовили мне мои боги, мои дорогие прародители, прах их побери тридцать три тысячи раз! Так сказать, мой собственный личный «шагадес»!
«Шагадес»? Ох ты, постой...
— Последний вопрос. Ула-Лоам и Улу-Серенн — дети Луны, но кроме матери, у детей всегда должен быть отец, они не берутся ниоткуда. Есть ли в тайном храмовом знании сведения о том, кто был отцом Лоама и Серенн?
— Незримый Владыка, что превыше и людей, и богов, и всякой твари, безликий и непостижимый, — отчеканила мне в лицо Лехфир именно то, что я заподозрила мгновение назад.
— Рыбья моча! — ахнул за
— Она самая, — мрачно бросила я ему. — Теперь, Лехфир, ты сядешь в свою лодку, возьмешь курс на подводный камень в двух полетах стрелы за той скалой и разобьешь ее об этот камень. Потом ты доплывешь до берега и вернешься в храм пешком. К тому моменту, когда ты ступишь на берег, ты забудешь про наш разговор и будешь помнить только, что тебя швырнуло на камень волной и что свое зеркальце ты разбила, выбираясь вплавь. Поняла?
— Да, госпожа. — К концу разговора в голосе зеркальной прорезалась прямо-таки собачья преданность.
— Тогда выполняй. — Я отпустила конец магической веревки и с размаху захлестнула его вокруг шеи Лехфир — не удавкой, скорее, шарфом. Стражи через три само рассосется, а к тому моменту моя зеркальная все будет помнить только так, как я ей приказала.
Пока лодка Лехфир не скрылась за скалой, я все так же стояла, глядя вдаль, и только после этого погасила золотой ореол и, спотыкаясь, добралась до травяной постели в гроте.
— Спасибо тебе, Малабарка, — выдавила я из себя, когда он осторожно опустился рядом. — Огромное спасибо...
— Мусор за собой надо убирать, — сказал он в ответ. — Зачем отпустила?
— Как бы ее не хватились... — проговорила я, утыкаясь лицом в сухую траву. — Любой другой вариант вызовет подозрения, а любое подозрение сейчас — лишняя ниточка к нам.
— Все еще хочешь мстить за учителя? Самоубийство на людях — дурная затея.
— Его этим не вернешь. — Конец фразы против моей воли утонул в зевке. — Да и кому мстить? Даже если мы прирежем Хранящую Престолы, то вскоре назначат новую, так какой в этом смысл? А теперь прошу простить меня, но я должна поспать хотя бы то время, которое солнце будет идти вон до того куста на склоне. Иначе я не сумею восстановить силы. Прах побери, так и не успели с тобой за дровами сходить...
Проснулась я самую малость позже того времени, которое сама себе назначила. На кострище уже лежала немалая охапка дров, но Малабарки не было ни в гроте Кеннаам, ни в бухточке.
Впрочем, за его судьбу я не волновалась: перед тем как уснуть, я совсем позабыла разорвать магическую связь между нами, и, если бы с ним произошло что-то нехорошее, я узнала бы об этом в тот же миг, что и он. На всякий случай я коснулась его мыслью — легко, словно перышком, и совсем мимолетно — и сумела понять, что сейчас он занят поисками какой-то целебной травы.
Я решила воспользоваться его отсутствием, чтобы вымыться в ручье. Не то чтобы я стеснялась раздеваться перед ним — мне было абсолютно все равно. Как говорила в такой ситуации Тмисс, вряд ли он увидел бы что-то принципиально новое. Но в свете его подчеркнутого равнодушия к моему телу такое поведение было бы слишком похоже на провокацию. Мне не хотелось быть обвиненной в попытке получить над ним власть с помощью своих женских достоинств.
Вот уж что никогда бы не рассчитывала найти в морском варваре — мой ум ему был нужнее, чем моя плоть! Хотя, может быть, по его меркам я совсем некрасива. Какой бы незаурядной личностью он ни был, все-таки вырос он среди варваров, и это не могло не наложить отпечатка — для них женщина без мясистого зада и огромного вымени почти не женщина. А впрочем, нет — сказал же он мне, когда я переодевалась, что я хороша...