Золотоглазые
Шрифт:
Мы томились под зонтиком, а Лесли завел свой обычный репертуар. „О Sole mio“ [13] летело сверху.
— Сейчас последует „La Paloma“ [14] ,—застонал я и отхлебнул джин.
— Мне кажется, — сказала Филлис, — пока мы здесь, стоило бы выяснить… Ох, что это?
Со стороны моря до нас донесся ни с чем не сравнимый шум. Мы выглянули в окно и увидели крохотного мальчугана цвета кофе, почти целиком скрытого широкополой шляпой. Он вел упряжку здоровенных волов,
13
Солнце мое (итал.).
14
Голубка (исп.)
С трудом мы дождались, пока волы минуют Плазу, но тут опять послышался голос Лесли. Он уже пел „La Paloma“.
— Мне кажется, — вернулась к разговору Филлис, — надо извлечь из этого Смита все, что можно. Почему бы ему не стать, к примеру, Робин Гудом? Что нам стоит сделать из него такового? А что ты знаешь о старинных парусниках?
— Я?! С какой стати я должен о них что-то знать?
— Любой мужчина почитает за честь разбираться в морских судах, я подумала, что и ты… — Филлис неожиданно замолчала.
Сверху раздался заключительный аккорд „La Paloma“, и Лесли грянул новую песню.
Я сижу в лаборатории, Раскалился добела. Ксенобатоинфузория, Ты с ума меня свела! Ох, вы атомы ядреные, Термоядерный утиль! Что ж вы, неучи, ученого Подвели под монастырь? А когда не торопили бы, Я бы горы своротил, Некробаротерапию бы Шаг за шагом воплотил. Я настроил бы локаторы, Я бы выждал до утра, Взмыл бы в небо авиатором, Жахнул сверху… и ура! Я бы…— Бедняга Лесли, — печально сказал я, — посмотри, что с ним сделал этот чертов климат. Рифмовать „лабораторию“ с „ксенобатоинфузорией“! Боже мой, что творится! Какое размягчение мозгов! Извилины плавятся. Пора объявить Бокеру ультиматум. Конкретный срок, скажем, неделя, и мы уезжаем. Иначе нас ждет здесь полное разложение, и мы тоже начнем сочинять песенки с дебильными рифмами. Струны наших душ заржавеют, и в один прекрасный миг мы вдруг обнаружим, что срифмовали „своротил — воплотил“.
— Хорошо… — неуверенно начала Филлис.
За моей спиной раздались шаги и возник Лесли.
— Приветствую. — выкрикнул он. — Самое время пропустить стаканчик, а? Слышал новую песенку? Настоящий
— Итак, — сказал я мрачно, — я говорю — „неделя“ и настаиваю на этом. Хотя и этот срок может оказаться фатальным.
Я оказался более прав, чем думал.
— Любимая, да плюнь ты на эту луну и иди ко мне.
— У тебя нет души. В этом все дело. И зачем я вышла за тебя?!
— Хуже, когда души больше, чем нужно. Посмотри на Лоуренса Хоупа.
— Ты — свинья, Майк! Терпеть тебя не могу.
— Дорогая, уже час ночи.
— На Эскондиде сама жизнь смеется над часовых дел мастерами. Ненавижу тебя, Майк. Милая, милая Диана, забери меня от этого человека!
Я подошел к окну.
— „Корабль, остров, бледная луна…“ — прошептала Филлис. — Так хрупко, так вечно… как прекрасно! Ты только вглядись!
Мы стояли у окна и любовались пустынной Плазой, спящими домами, серебряным в лунном свете морем.
— Как хорошо! Я запомню это навсегда! — Ее дыхание дрожало на моей щеке. — Почему ты не видишь и не слышишь того, что слышу я, Майк? Почему?
— Это было бы так скучно. Представь, мы с тобой хором взываем к Диане. У меня свои боги, Фил.
Она пристально посмотрела на меня.
— Может быть, но их трудно разглядеть.
— Ты так считаешь? А я уверен в обратном. „Кто обращен молитвой к Мекке, а я к твоей постели, Ясмин“ — твой любимый Флекер, дорогая.
— Ну, Майк!
И тут со стороны моря до нас долетел крик. Затем еще и еще. Завизжала женщина…
— Майк, неужели…
Крики, выстрелы…
— Это они, Майк, они!
Шум нарастал. Люди высовывались из окон, спрашивали друг друга, что происходит. Какой-то мужчина выскочил из дверей, завернул за угол и понесся к морю.
— Эй, Тед! — закричал я и забарабанил в стену. — Вруби прожекторы внизу, что у моря. Даешь свет, старина!
Я расслышал слабое „о'кей“. Вспыхнули прожектора, но ничего необычного не было видно, только десятка два мужчин спешили к гавани.
Внезапно на несколько секунд шум стих. Хлопнула дверь Теда, и в коридоре отчетливо прозвучали его шаги. Затем опять плач, вопли, еще громче, еще надрывнее, чем раньше, будто во время паузы тишина набиралась сил, чтобы в следующее мгновение взорваться.
— Я должен… — начал я и замер, не обнаружив рядом с собой Филлис.
Филлис закрывала дверь на замок.
— Я должен быть там…
— Нет, — отрезала она, загородив собой дверь.
Филлис была похожа на разгневанного ангела, если, конечно, не учитывать, что ангелов обычно изображают в пристойных одеяниях, а не в гипюровых ночных сорочках.
— Но, Фил, — взмолился я, — это же моя работа. Мы здесь именно для этого.
— Плевать.
Она не сдвинулась с места, только ангел превратился в маленькую капризную девочку. Я протянул руку.
— Фил, пожалуйста, отдай ключ.
— Нет, — коротко сказала она и швырнула ключ в окно.
Он монеткой звякнул о булыжник. Ошеломленный, я посмотрел ему вослед. Как это не похоже на Филлис.
По залитой светом площади проносились спешащие к морю люди. Я снова повернулся к двери.