Золотоискатели
Шрифт:
Вождь принял это предложение и после того, как состоялось соглашение, прежде всего потребовал, чтобы Великий Дух подарил ему ночь без дня, а затем день без ночи. Великий Дух исполнил его желание, после чего вождь потребовал, чтобы он никогда не терпел недостатка в дичи и рыбе. Четвертое и пятое желание заключались в том, чтобы леса всегда были зелены (вот почему кедр, ель и сосна круглый год сохраняют свою зеленую листву!) и чтобы он и его племя в любую минуту могли раздобыть огонь. Он выразил свое шестое желание: получить такое горючее средство, которое могло бы гореть и в мокром виде, И Великий Дух подарил ему березу. А седьмое желание сводилось к тому, чтобы получить еще одно горючее средство, которое горело бы без дыма и пламя которого радовало бы
— Но мне интересно знать, — с большим любопытством сказал Родерик. — что случилось после обмена с семью красавицами-сестрами?
Как только он задал этот вопрос, Мукоки поднялся с места и удалился от костра.
— Он верит во все старинные легенды и предания, — шепнул Ваби на ухо Родерику. — Все это для него так же свято, как солнце и луна. Но в то же время он прекрасно знает, что как и все остальные белые, ты не веришь в подобные басни! Если бы у него хватило духу, он рассказал бы тебе чрезвычайно много интересного и поучительного касательно всех этих лесов, холмов и всех живых существ, которые обитают вокруг. Но, боясь твоих насмешек, он предпочел удалиться.
— А мне все-таки хочется послушать его! — воскликнул Родерик и тотчас же позвал старика. Мукоки! Мукоки!
Индеец оглянулся на зов, а затем медленно пошел по направлению к юноше, который, в свою очередь, стал приближаться к нему. Они встретились на полдороге.
— Мукоки, — заговорил очень мягко и ласково Родерик, сжимая обеими руками пергаментную руку триппера. — Я люблю слушать легенды про Великого Духа. Подобно тебе, я уважаю ту великую силу, которая создала все эти чудесные леса, величественные горы, озера, реки и эту прекрасную луну, которая сейчас сияет над нами. Мне очень интересно знать, Мукоки, как ты лично представляешь себе все это. Я, конечно, по-иному отношусь ко всему, но это нисколько не мешает мне глубоко уважать твои верования и твои убеждения. Во всяком случае, я никогда не позволю себе смеяться над тобой! Можешь поверить мне, Мукоки!
Глубокие морщины на лице индейца разгладились, и его тонкие губы слегка приоткрылись. Затем он пристально поглядел на Родерика, словно желая убедиться в том, что молодой человек был вполне правдив, сделав такое заявление.
А Родерик тем временем продолжал:
— Я скажу тебе, Мукоки, больше того. Я не верю и в наши предания, в предания белых, но, тем не менее, нахожу в них много интересного и значительного. Ведь тебе известно, что большинство белых людей верит в то, что Бог создал и шесть дней землю и небо, а на седьмой день разрешил себе вполне законный отдых. Этот седьмой день мы называем воскресеньем. Наши книги говорят, что тот же самый Бог создал все леса и поля, и равнины, и все прочес, но не из любви к семи красавицам-сестрам, а просто по великой благости своей. Имеется множество, тысячи тысяч самых замечательных легенд, связанных с созданием мира, я, не веря в сущности их, я все же люблю их как красивые, поэтические выдумки. Я думаю, что так же прекрасны и ваши легенды, и поэтому я заранее проникся к ним полнейшим уважением, Я надеюсь, старик, что ты веришь мне!
— Да, да, конечно… — не совсем твердо ответил индеец, но видно было по выражению его лица, что доводы юноши подействовали на него.
— Так ты готов рассказать мне все и сейчас же? — спросил Родерик.
— Нет, не все и не сейчас же! — отозвался тот. — Как-нибудь в другой раз мы побеседуем об этом.
Очевидно, на дне души у старика сохранились еще следы недовольства, и Родерик понял, что он задел одно из самых чувствительных мест своего краснокожего друга и вместе с тем спасителя.
Утки были ощипаны, выпотрошены и зажарены. Мукоки выбрал самую крупную «белоклювку», которая была так хорошо зажарена, что местами
— Да это чисто лукулловский пир! — не мог удержаться от восклицания Родерик и стал вертеть своей уткой, насаженной на длинную вилку.
Ночь прошла без всяких приключений. Когда Родерик и Ваби раскрыли на следующее утро глаза, они первым делом увидели подле хижины пирогу, на которой они переехали озеро.
— Вот как! — вскричал Родерик. — Но интересно знать, каким образом она попала сюда?
— А в то время, как вы спали, я работал, — ответил индеец и подошел поближе. Он прибавил, не преминув при этом закряхтеть: — Я вытащил лодку на лед и приволок ее сюда вместе со всем содержимым. Вот как!
— Браво, Муки!
— Но надо иметь в виду, — заметил Ваби, — что Мукоки сделал лишь первую половину работы. Теперь нам троим предстоит выполнить вторую половину. Нам надо перетащить пирогу и весь груз ее к устью реки Омбакики, которая находится несколько подальше к северу, приблизительно на расстоянии часа ходьбы отсюда. Послушай, Род… При большом желании ты можешь услышать, как ревет река.
— Да, да, это верно! — вставил свое замечание индеец. — Теперь, должно быть, там очень много воды. Река сейчас течет быстрее, чем бегут двадцать тысяч оленей.
— И нам придется подняться вверх по этой реке на нашей пироге? — спросил Родерик.
— А как же! — ответил Ваби, смеясь при виде смущенного лица друга. — И будь уверен, что мы самым благополучным образом доберемся туда, куда надо.
Все трое нагрузились до последней возможности и пошли вперед; дойдя до назначенного места, Мукоки и Ваби вернулись за пирогой. При виде Омбакики, которая открылась ему во всем великолепии солнечного утра, Родерик замер на месте. Река, которую он видел замерзшей и совершенно недвижной во время своей первой зимней экспедиции в эти края, имела тогда не больше двадцати ярдов в ширину. Теперь же это была настоящая Амазонка, темные и грязные воды которой медленно и хмуро кружились, словно густая жидкость на огне. Эта беспредельная и мощная гладь, издававшая глухой и мощный рокот, нисколько не напоминала того яростного потока, который в безумном беге своем неизменно вырывался из пределов материнского ложа. Плавное течение реки производило большое и даже величественное впечатление, которое, однако, легко могло ввести в заблуждение неопытного человека. В ленивом спокойствии чудилось что-то очень грозное, наводящее на размышления. Легко можно было допустить, что на некоторой глубине, под тяжелыми волнами, имеется бесконечное множество невидимых и самых предательских течений и водоворотов. Внимательный глаз мог уловить сотни воронкообразных водяных вихрей, похожих на вулканы.
Иногда казалось, что какие-то гигантские руки шевелились под сумрачными волнами и терпеливо выжидали, пока найдется такой безумный смельчак, который бросится в пучину и которого они потянут вниз, на самое дно.
С большим волнением глядя вперед, Родерик чувствовал, что эта спокойная на вид река таит в себе гораздо больше опасностей чем двадцать самых бурных горных потоков. Лицо выражало все его тайные мысли. Впрочем, он не скрывал некоторого беспокойства, когда спросил Ваби:
— Неужели же нам придется подыматься вверх по этой реке? По-моему, это просто невозможно.
Вместо Ваби ответил Мукоки:
— Мы все время будем держаться берега, а в таком случае нам не угрожает ни малейшая опасность.
Через несколько минут общими усилиями пирогу спустили на воду. После того как в нее снова погрузили все припасы и принадлежности, трое золотоискателей заняли свои места. Мукоки уселся на корме и большим веслом направлял лодку, которая почти все время держалась в десяти-двенадцати ярдах от берега. Впереди него сидели Родерик и Ваби, которые гребли изо всех сил и про себя дивились тому, с какой легкостью и быстротой продвигается лодка.