Шрифт:
ПРОЛОГ
Весна, 1862 год
За высоким окном, по ту сторону стеклянного барьера, по тщательно ухоженному парку сновали мрачные солдаты в голубых мундирах. Казалось, что до сегодняшнего дня война обходила этот дом стороной, но сейчас Лили наблюдала за толпой янки, заявившей права на ее дом грозным оружием, которое они не выпускали из рук, — сабли в ножнах, на бедрах пистолеты в кобурах и винтовки, которые даже Лили сочла едва ли не рухлядью, настолько они устарели.
Она долго смотрела
Когда сердце стало биться спокойнее, Лили взглянула на капитана, который с официальным видом стоял в кабинете ее отца. Глаза капитана тщательно изучали старинные книги, прекрасно отполированную мебель и любимое кожаное кресло отца, однако в данный момент вниманием капитана полностью овладел сам отец.
— Эти лошади мои, — настаивал отец Лили. Он говорил как англичанин, долго проживший на Юге.
Бесполезный спор длился уже больше часа, а люди капитана продолжали выводить лошадей из стойл и выносить продукты из дома все: начиная от муки и копченой свиной грудинки и кончая любимым ромом отца.
— Кони конфискуются для нужд Конфедерации, мистер Рэдфорд. — Капитан оставался непреклонен, но его глаза были печальны, а лицо осунувшимся, хотя он и выглядел довольно молодо, во всяком случае моложе, чем ее отец, Джеймс Рэдфорд. — Если вы будете сотрудничать с нами, мы не тронем вас и вашу семью, — говоря это, капитан взглянул на Лили, затем на Эллиота.
В этот момент Лили внезапно рассердилась на брата. Эллиот уже достаточно взрослый, чтобы пойти воевать, однако он этого не сделал. Ее брат избегал любого выражения или слова протеста и был чуть ли не вежлив с захватчиками. Его изящный вид порой приводил Лили в бешенство. Нежно вьющиеся волосы, чересчур длинные и всегда тщательно ухоженные, тонкие, элегантные кисти рук. С рассеянным и утомленным видом Эллиот наблюдал за вторжением в их дом. Это было уже слишком. Но, словно догадываясь, о чем думает сестра, Эллиот взял Лили за руку, будто желая сдержать ее гнев своими твердыми пальцами. Но как она могла оставаться спокойной в то время, как эти люди растаскивали ее дом на части?!
— Вы не тронете моих детей? — Гнев отца угас.
Капитан отвернулся от Лили и Эллиота.
— Нам нужны только лошади и немного продовольствия, — повторил он. — Я сожалею об этой необходимости, но наши лошади пали, и содержать их здоровыми в таких условиях трудно, а иногда невозможно.
Казалось, что капитан пытался оправдать свои действия.
— Мне нужны эти лошади, — произнес он тихо.
Джеймс Рэдфорд подошел к окну и посмотрел на солдат, выводивших призовых скакунов из конюшен. Лили хотела подойти к нему, но Эллиот продолжал удерживать ее. У нее все разрывалось в груди: каково было отцу, видевшему, как труд всей его жизни исчезает за один вечер?
Он был замечательным отцом, растившим после смерти жены двух детей. Их мать умерла, когда Лили исполнилось всего четыре года, а
И неудивительно. Джеймс Рэдфорд вырастил Лили как сына, каким хотел видеть Эллиота. Именно Лили училась фехтовать с отцом, носилась на самых горячих лошадях по их полям. Она постоянно выигрывала у него в шахматы, и отец не раз говорил, что у нее в крови задатки прекрасного моряка.
Джеймс Рэдфорд поднял глаза на портрет, висевший высоко на стене. Он очень часто говорил Лили, что она как две капли воды похожа на свою мать, но Лили не узнавала себя в спокойном лице женщины, как будто охранявшей их всех. Правда, ей достались непослушные темно-русые волосы, голубовато-зеленые глаза и высокий рост матери.
Может, девушка и казалась похожей на свою мать, которую она не помнила, но в глубине души Лили считала себя похожей на отца. Она никогда не смогла бы быть такой безмятежной, как бледная женщина на портрете.
Джеймс Рэдфорд обернулся к дочери со сдержанной улыбкой, призывающей к спокойствию и терпению — двум добродетелям, которые ей никак не удавалось в себе воспитать.
Она заметила покорность на лице отца, смирившегося с потерей своих призовых скакунов, вынужденного отступить перед лицом силы — солдатами, опустошавшими их дом.
Джеймс Рэдфорд выдвинул верхний ящик своего стола, и Лили догадалась, что отец потянулся за трубкой. Как много ночей он просидел в своем кресле, пуская клубы дыма и утверждая, что запах табака успокаивает после тяжелого дня, а ощущение гладкой деревянной трубки в руке приносит чувство умиротворения. Трубка была подарком его отца, последней вещью, которую Уильяме Рэдфорд передал Джеймсу перед своей смертью.
Внезапно раздался предупредительный возглас, взгляд Лили метнулся в направлении голоса. В тот же миг полный рвения рядовой, стоявший позади капитана, слева от двери, выхватил пистолет и выстрелил в Джеймса Рэдфорда, который вынимал трубку из ящика стола. В маленькой комнате выстрел прозвучал оглушительно, и в первый момент, казалось, никто, кроме Лили, не понял, что произошло.
Даже капитан выглядел удивленным при виде крови, стекавшей по груди Джеймса Рэдфорда. Затем он резко повернулся к побелевшему лицом солдату. Тот заплетающимся языком нес какую-то ерунду об отце Лили, якобы достававшем оружие.
Лили оторвалась от Эллиота и подбежала к умирающему отцу, который одной рукой сжимал трубку, а другой прикрывал рану.
— Отец? — прошептала она, опускаясь на пол и своей рукой накрывая его руку.
Он несколько раз моргнул, как будто пытаясь восстановить зрение.
— Лили, — невнятно проговорил он. — Не хмурься так. Ты всегда очень серьезная, и я говорил тебе тысячу раз, что ты не можешь одна нести на плечах ответственность за весь мир.
Голос отца становился тише, и Лили наклонилась к его лицу.