Золотой человек

Йокаи Мор

Луна спрятала в реку сверкающее острие серпа и на прощанье еще раз шепнула Тимару:

«Отныне ты богат! Отныне ты сам себе хозяин!»

Но когда стало совсем темно, какой-то голос посреди ночного мрака, голос, идущий откуда-то изнутри, зловеще прошипел ему прямо в ухо:

«Ты — вор!»

Спустя час он снова мчался на четверке взмыленных лошадей по сёньскому большаку, и когда куранты на башне святого Андраша пробили одиннадцать, возок остановился у «Англии», напротив ворот с двуглавым орлом. Стремительно соскочив на землю, Тимар взбежал на крыльцо.

Его

ждали.

Золотые россыпи

Однажды мне довелось побывать в Четате-Маре.

Сердце сжимается от одного сознания, что мне предстоит описать все виденное там. Любые, самые фантастические слова бессильны воспроизвести сущую правду, неприкрашенную действительность, открывающуюся там человеческому взору.

Лишь одно-единственное сравнение приходит мне на ум.

Представьте себе огромный кратер вулканического происхождения, из тех, что можно увидеть, глядя в сильный телескоп на луну. Голые горы, напоминающие необитаемые развалины древних замков. Представьте себе, что вы — на дне лунного кратера давно потухшего вулкана.

Четате-Маре — это огромный пустующий кратер. Колоссальных размеров холм со срезанным куполом-вершиной, а вокруг — широким амфитеатром — скалы-атласы. И ни единого кустика, ни единой травинки вокруг. Камень. Глыбы, груды, плиты, кучи камня! То там, то сям угрожающе нависает осколок скалы. В другом месте скалу прорезает зияющая трещина, уходящая на дно кратера в бесконечность. А посреди этого грозного нагромождения скал и утесов можно увидеть нечто подобное воротам: величественный вход в парадный зал титанов. Заглянув в эти ворота, увидишь другую остроконечную гору, возвышающуюся над широкой долиной. Эта гора тоже голая, ни травинки не увидишь там — камни и камни. Только камень здесь особый — мелкий; самое крупное зернышко — не больше сверкающего аметиста.

Это — Четате-Маре.

Нет, не природа создала здесь потухший вулкан, стены, похожие на кратер лунных гор. Все это — дело рук человеческих. Творение римлян. Когда-то здешняя горная местность славилась золотыми приисками. Римские завоеватели пригоняли сюда рабов из Дакии, они-то и вырыли здесь эти кратеры в поисках золотоносных жил. И сейчас еще кое-где на стенах можно увидеть следы огня. В те времена пороха еще не знали, и для того чтобы раздробить скалу, ее сначала раскаляли кострами, потом обливали специальным уксусным раствором, и скала трескалась, дробясь на части.

Конусообразный террикон в долине возник после отвала отработанной породы; это горы просеянного каменного песка, из которого извлечены золотые крупицы.

Однажды вершина Четате-Маре обрушилась и похоронила под своими обломками копи. Говорят, что кратер до обвала был раза в два глубже, чем сейчас.

В завалах и сегодня еще находят памятники римской культуры: так, например, нашли керамическую дощечку с надписью о предоставлении свободы рабу-золотоискателю (между двумя пластинками этого древнего медальона была заложена прядь волос возлюбленной раба).

Живущий в окрестностях Четате-Маре бедный люд и теперь еще пытается добыть золото из камня.

Адский труд!

Золото — царственный

металл, превращающий людей в своих рабов. Сама по себе скала — «мертвый камень», и только где-то в глубине пролегает слой, называемый «жилой». Золото вкраплено в нее бисеринками. Чтобы заставить блеснуть желтоватую жилу, порой нужно целые годы долбить, растирать и промывать камень. А бывают случаи, что, раз блеснув желтизной, жила снова исчезает, и тогда всю работу приходится начинать заново. Золото будто играет в прятки: золотоискатель должен прорваться к нему сквозь скалу.

Найденную золотоносную жилу бережно разделывают, сортируют: более богатую ее часть помещают в сухую камнедробилку, бедную — во влажную. Затем породу превращают в муку, пропускают через сито: по всей длине маленькой речки Верешпатак гудят и вздрагивают специальные установки, приводимые в движение течением, с помощью которых золото отделяют от камня. На днище длинных корыт остаются крупинки драгоценной руды, а камень, измельченный в песок, ссыпают в специальные мешки. Ему предстоит еще пройти через ряд ловушек и западней, прежде чем ему поверят, что в нем не содержится ни капли золотого порошка. Только тогда этим песком туго-натуго набивают большие мешки из лосевой кожи и кладут их под пресс Песок проходит через поры кожаного мешка, а на самом его дне остается золотистая пыль. Ее аккуратно соскабливают и везут в субботу в Дьюлафехервар, где обменивают на деньги. Так поступают труженики золотых копей.

Вот что называется золотыми россыпями.

Но не верьте этим громким словам! Никакая это не золотая россыпь, — здесь царство нужды, нищеты. Те, кто дробит здесь камень в поисках золота, ходят в лохмотьях, едят мамалыгу, живут в лачугах, умирают рано — это беднейшие люди на земле.

Настоящие золотые россыпи надо искать совсем в другом месте!

После операции с поставкой хлеба армии Тимар сразу же стал состоятельным человеком: купил дом на улице Рац, в самом центре города, — на «сити» комаромских купцов, где жила самая знать.

Это никого не удивило.

Золотые слова почившего в бозе его императорского величества Франца I, сказанные им в ответ на прошение одного интенданта о вспомоществовании! «Вол был привязан к полным яслям, почему же он не насытился?» — достойны, как мне кажется, того, чтобы стать карманной заповедью каждого интенданта.

Сколько заработал Тимар на военных поставках — никто толком не знал, но то, что он вдруг стал богатым коммерсантом, бросилось в глаза каждому. Он развил бурную деятельность, и денег у него на все хватало с лихвой.

В коммерции так бывает часто. Здесь самое трудное — заложить первый камень. Первые сто тысяч форинтов добыть действительно трудно, но если они уже в кармане, остальное приходит само собой. Удачливому открывается свободный кредит.

Лишь одного г-н Бразович никак не мог понять.

Он догадывался, что Тимар отвалил более щедрый процент с барыша «заинтересованному лицу», чем тот, который обычно давал он сам: потому, собственно, Тимар и получил привилегию на военные поставки, предоставлявшуюся прежде всегда ему, Бразовичу. Но как Тимар сумел отхватить такой большой куш, он понять не мог.