Золотой череп судьбы
Шрифт:
Глубокий, тяжелый, во все легкие мужской вздох наполнил избушку. Юноша поднялся с табурета. На Тору взирал взгляд, полный какого-то непередаваемого выражения – муки и надежды одновременно.
– Инга сказала, – начал он тихим голосом с хрипотцой, идущей откуда-то изнутри, – что Эльда сестра моя, и мы не можем…
Он не закончил, но на его лице красноречиво заходили желваки. В светлых, растерянно мигавших глазах Торы проскользнул страх.
– Откуда она взяла? – дрожащим голосом, заикаясь, спросила женщина.
– Тятька мой, блудник сучавый, дитё ей сделал, – зло сквозь зубы прошипел Свен.
Тора иронично хмыкнула.
Но вместе с этим пришло и понимание того, что именно сейчас ей надо решить, рассказать ему правду или нет. В ней боролись две женщины. Одна – желала счастья мальчику, которого она крепко любила, и никогда не делала исключения между ним и её родными детьми. А другая – эгоистично жалела саму себя. Она выкормила его, вынянчила, научила житейским мудростям. И что теперь?! Как поступит Свен, узнай он всю правду?
«Будет лепее всё оставить как есть, – решила после затянувшегося раздумья Тора, – тем паче, что и девица не ровня ему, голодранка заречная».
Свен тоже молчал, он понимал, что матери надо время, чтобы свыкнуться с мыслью о неверности мужа.
– Ну что ж, сыне, благо, что ты узнал правду теперича, а не после сватовства и обручения. Время излечит, забудешь Эльду.
Но у Свена было свое лекарство: он отправился с купцами-варягами на юг, не столь ради торговли, сколь земли посмотреть, да люд разный. В надежде на то, что, возможно, новые впечатления сотрут в памяти Эльду.
4. Год 928–930
Историческая справка
Волжский торговый путь, ведущий на мусульманский Восток, начинался на Ладоге с устья реки Свирь. По ней путешественники проникали в Онежское озеро. Оттуда по реке Вытегре до ее истоков. А дальше был одно из первых самых трудных и опасных мест – волок. Сама по себе работа тяжелейшая, она многократно осложнялась тем, что волок был идеальной засадой. Дальше следовал долгий путь по безлюдной местности и, наконец, путешественники достигали Болгара. Здесь была конечная остановка для большинства скандинавских торговцев. А вот южнее забирались немногие. Таким предстояло проплыть до хазарской столицы еще полторы тысячи километров вниз по Волге.
Купцы остановились в большой варяжской слободе в Болгаре. Торговец Кнут, которому Франмар поручил присмотр за Свеном и Миронегом, по-хозяйски вошёл в один из домов, ничем не отличающийся от построек на Ладоге, в отличие от многочисленных юрт в городе. На встречу ему выбежала грудастая девушка-рабыня. Она, улыбаясь, рассматривала прибывших с хозяином юнцов.
– Приготовь им почивальню, САулите 70 . – приказал Кнут. – Да на стол собери поскорей, изголодались мы, однако.
70
Древнебалтийское имя. Значение «солнышко».
Торговец хрюкнул себе в бороду и шлепнул девицу по упругому заду, отчего рабыня взвизгнула и, бросив недвусмысленный взгляд на Миронега,
– Она тут и прислуга, и сторож, пока меня нет, и в любовных утехах хороша, – объяснял Кнут, садясь за стол. – А главная её ценность, что она хороший товар. Не угодна станет, продам на Востоке намного выгоднее, чем мех или моржовую кость.
Отроки переглянулись.
– Так зачем тогда столько добра тащить? – робко спросил Миронег. – Сходил в поход, набрал рабов и сбыл их на восточных рынках.
– Зелен ты еще! – улыбаясь, уклонился от ответа Кнут.
Чуть позднее в дом пришли еще человек десять. Каждого сопровождала рабыня, одна краше другой. Молодые люди похотливо рассматривали женщин. Это был восторг для мужских глаз – белёсые и чернявые, голубоглазые и раскосые, на любой вкус. Было ощущение, что всех этих женщин специально собирали по всем землям, чтобы свести в одно место.
– А что это мы не подумали про наложниц? – шепнул Миронег другу. – Вон, варяжские гости все при рабынях.
– Слышал, что Кнут поведал?! – так же шёпотом отвечал ему Свен. – Чуть что не так, каждую из них на рынок. Так что это вроде как и не бабы для утех, а товар, наподобие бочки мёда.
Купцы пировали, отмечая прибытие на торг. Стол ломился от яств, медовая брага, эль и пиво лились рекой.
Свен, наблюдая за людьми, поднимал чарку и лишь касался губами хмельного напитка, дабы не окосеть и не потерять контроль над собой и над происходящим.
Кому-то брага развязывала язык, кто-то стал мрачнее ночи и, подперев щеку, смотрел пьяными глазами в некуда, у кого-то дружеская беседа переросла в потасовку, а кто-то придавался любви с наложницами прямо на глазах у других. Кнут, не рассчитав свои силы в споре, кто больше выпьет, в конце концов завалился под стол и уснул там.
К Миронегу подошла Саулите и что-то шепнула ему на ухо. Парень вопросительно посмотрел на Свена.
– Не знаю, брат, какие тут у них порядки, – пожимая плечами, сказал он Миронегу. – Может, она тебя зовёт, а потом пожалуется хозяину, что ты над ней надругался. И он тебя.., – и он провел пальцами по горлу, показывая характерный жест перерезания глотки, – и окажется прав, она же ему принадлежит.
Вдруг из дальнего угла раздался чей-то бас: «Мой жеребец еще не встал на дыбы, а у неё уже глаза раскрылись на пол лица. Сдаётся мне, Олаф, рабыня твоя видала только два голубиных яйца да колышек вместо орясины 71 ?» И дикое мужское ржание раскатилось по светлице. Олаф, лежащий на скамье, вмиг протрезвел, скинул с себя девицу, гарцующую на нем, как на породистой лошади, и, сжав кулаки, набросился на обидчика.
71
Большая палка
Употреблённый в огромных количествах медно-янтарный ядреный напиток, злость и тяга к острым ощущениям сделали своё дело. Варяги и ладожские купцы повскакивали со своих мест и, пуская в ход кулаки, начали наминать друг другу бока и набивать морды. Во время этой потасовки Свен закинул себе на плечо Саулите и, толкнув Миронега к выходу, скрылся за дверью.
Оказавшись в почивальне, Свен скинул на кровать девушку. Она смотрела на него испуганными, серыми, почти бесцветными глазами. Парень нагнулся к ней и поставил свою ладонь ей на шею.