Золотой идол Огнебога
Шрифт:
– По-моему, природа все болезни лечит. Неужели московский смог тебе милее?
– Ты смерти моей хочешь? Так и скажи. Не выйдет! Поезжай в свою Чухлому, а я останусь в нашей московской квартире.
«Чухломой» она называла все населенные пункты, кроме Москвы и Питера. Лидия забыла, что сама родилась и выросла вовсе не в столице.
Она по-прежнему говорила и думала о себе и муже как о семье – «мы», «нам», «наше». Жили Борецкие под одной крышей, но в разных комнатах. Лидия страдала сильными мигренями, у нее были проблемы с желудком и аллергия на все подряд. Она давно потребовала, чтобы Илья
Он согласился. Когда-то родители Лидии дали за ней солидное приданое. На эти деньги Борецкий начал в Костроме свой бизнес и значительно приумножил капитал. Но он не забывал, что успешным стартом обязан средствам жены, и выражал благодарность как мог – заботой, взаимопониманием. Лидия ни в чем не нуждалась, но вялая любовь между супругами угасла в первый же год совместной жизни.
Сначала Борецкий болезненно воспринимал сексуальную холодность жены, ее душевное равнодушие, а потом привык и перестал обижаться. Они жили, как близкие родственники, которых связывают кровные узы. Она не посягала на его свободу, он не помышлял о разводе. Имея женщин на стороне, он скрывал это от Лидии не потому, что она ревновала, а из приличия. Ей же, казалось, любовники были вовсе ни к чему.
Со временем супруга, с ее вечным нытьем, недомоганиями, полной неспособностью вести хозяйство и поддерживать деловой имидж мужа, довела Борецкого до раздражения и злости. Как можно быть такой мямлей, тютей? Вдобавок она взялась критиковать его, и это совсем было невыносимо.
Лидия наотрез отказалась праздновать Новый год и Святки в Сатине.
– Сидеть в глуши? Смотреть в окно на деревенских кумушек?
Илья Афанасьевич умолчал, что окна дома выходят в парк и вокруг только сосны, липы, клены и вековые дубы. Жена бы разразилась длинной возмущенной тирадой: «Ты хочешь запереть меня в лесу, где нет ни одной живой души? Мои подруги не смогут даже позвонить в твою глухомань! Я, по твоей милости...» Он был даже рад, что Лидия останется в Москве. Ее присутствие тяготило его.
С этими мыслями он уснул, растянувшись на старинной деревянной кровати в своей спальне на втором этаже. Простыни пахли мятой и полынью – Ульяновна везде рассовала мешочки с высушенными травами. За окном в черной ночи шел белый снег...
Борецкому приснилась Снегурочка – она вышла из глубины парка в серебристой шубке и шапочке с белоснежной опушкой. Ее лицо лунного цвета, большие печальные глаза и темные губы поразили его отрешенной, холодной красотой. Она стояла напротив окна и смотрела, как будто ждала чего-то.
Илья Афанасьевич, не в силах противиться ее зову, распахнул створки и спрыгнул вниз, в глубокий рыхлый сугроб, и пошел к ней навстречу как был, в пижаме и босиком, проваливаясь в снег... Стволы деревьев обступали его, как богатыри, охраняющие внучку Деда Мороза, смыкались, заслоняя сияющий образ Снегурочки...
– Эй! – крикнул он, отмахиваясь от острых колючих веток. – Ты где? Э-э-эээ-эй!
Звенящее эхо пронеслось по парку. С шорохом сыпались белые хлопья, окутывая все вокруг плотным покровом. Борецкий пробирался вперед на ощупь, ничего не видя, кроме снежного мелькания, натыкаясь пальцами на заледенелую кору...
Внезапно деревья расступились, и его взору явилась
Он вскочил, весь в испарине, с дрожащими руками... В спальне мирно горел ночник, смятая подушка свалилась на пол. Перекрученное одеяло сбилось в ногах.
– Господи... – прошептал Илья Афанасьевич, судорожно дыша. – Господи! Ффу-у... Ну и сон! Наслушался глупых россказней...
Его взгляд невольно скользнул к окну. Чье-то бледное лицо заглядывало в комнату.
Борецкий со стоном зажмурился. Когда он открыл глаза, за окном ничего не было – только намело на подоконник горку снега.
Он вдруг вспомнил, что и в прошлый свой приезд видел необычный и неприятный сон...
Глава 11
Москва
– Сначала осмысли ситуацию, потом проводи прием, – терпеливо объяснял Матвей. – Русский стиль основан на осознанном анализе. Шевели мозгами.
Он отрабатывал с ребятами приемы рукопашного боя. Клуб «Вымпел» был удобен для занятий спортом, проведения специальных тренировок. Недавно здесь оборудовали тренажерный зал, сауну, отремонтировали душевую. Спонсировали благоустройство клуба родители подростков, которые его посещали. Матвей тоже подбрасывал денег: на оплату уборщицам, приобретение инвентаря. К Новому году купил на свои средства мягкие диваны и аквариум в комнату отдыха.
– Медленнее... не торопитесь... – внимательно следил он за борцами. – Каждое движение сначала нужно понять. Подсознание само все впитает. Но только через ум.
– Пока будешь думать, тебе живо накостыляют! – проворчал новенький.
– Думай в зале, – сказали ему. – В реальном бою сознание не успевает...
Матвей похлопал в ладоши. Это было не одобрение, а знак к окончанию занятий.
– Все, все! Пора по домам.
Ребята потянулись в душ, а он позвонил Астре:
– Как дела?
Сухо, официально, без теплоты в голосе. Ему бы признаться, как он соскучился, как ему не хватает ее милой болтовни, неугомонности, разбросанных повсюду женских мелочей, беспорядка, наводимого ею в его холостяцкой квартире. Ее зеркала, постоянно зажженных свечей, ее несусветных идей, которые, как ни странно, удавалось воплотить. Ее неуемного любопытства, звука ее дыхания, стука ее сердца...
– Поужинаем вместе?
– Приезжай ко мне, – пригласила она. – Только купи еды. У меня пустой холодильник.
«Еще бы, – подумал он. – Готовить тоже придется мне. Ясно, как день!»
И все-таки он с удовольствием заскочил в супермаркет, набил два больших пакета продуктами и ощутил себя счастливым. Это эйфорическое состояние предвкушения встречи с женщиной, далекой от его идеала, наполнило его радостным изумлением. Он не думал ни о любви, ни о сексе, но был готов подпрыгивать, как мальчишка, насвистывать простенький мотивчик и вести себя глупо. С Астрой не надо было заботиться о сохранении лица. Ее естественная простота располагала к такой же простоте.