Золотой идол Огнебога
Шрифт:
Бутылкин смешался.
– Чего ты на меня напал? То Венеция, а то костромская деревня Сатино. Сравнил!
– Пора вернуть себе национальную гордость, – не сдавался Борецкий. – Наши традиции ничем не уступают итальянским. Только мы привыкли загранице поклоняться, все чужое копировать. Масленицу, зимние русалии, Купальские гулянья не хуже можно обставить. Было бы желание! И туристов возить. У нас экзотики куда больше.
Астра не принимала участия в споре. Коломбина и Арлекин, эти персонажи итальянской комедии дель арте, вызвали у нее тревогу, напомнили
– Слышишь, как ветер воет? – шепотом спросила у нее Алина, которой наскучила перепалка мужа с Борецким.
– Это в дымоходе. Кажется, начинается метель.
Протяжный тоскливый звук подтвердил ее слова. Вьюга пела свою заунывную песню и кружилась в бешеном танце, размахивала белыми рукавами, стучалась в окна. К стеклам липли снежинки.
– А Снегурочка будет? – спросила Астра.
– А Дед Мороз? – подхватила Коломбина.
Борецкий развел руками. Увы! Надоевшие персонажи новогоднего праздника в программе предусмотрены не были.
Дамы огорчились, а мужчины принялись обсуждать творчество драматурга Островского. Дескать, костромская земля, ее лирическая красота послужила вдохновению писателя. Матвей присоединился к беседе. Он не был поклонником театра, поэтому больше молчал или отделывался краткими репликами.
– Только здесь могли выйти из-под его пера Берендей, Лель и печальная девочка-Снегурочка...
– Любви ей, видите ли, захотелось...
– Чужому счастью позавидовала...
– Это не зависть, господа! Это женское естество в ней заговорило...
– И чем дело кончилось? Растаяла...
– Ярило ее погубил, сжег своими лучами! Снегурочка должна была оставаться холодной.
– Это жертва, принесенная Эросу...
– Господа! Островский сочинил настоящую языческую мистерию!
Матвей решил переключить их внимание на более насущную тему. Например, почему не спускается в зал Вишняков?
– Дамы скучают, – начал он издалека, жестом показывая в сторону Астры и Алины. – Кстати, где Егор?
Борецкий-ватафин бросил взгляд на лестницу.
– Облачается в костюм волхва, – торжественно провозгласил он. – Это ответственная и сложная процедура.
– Ему давно пора быть здесь, среди нас, – поддержал Матвея Арлекин.
– Нельзя торопить чародея...
Бутылкин смирился.
– Ладно, будем ждать. Матвей, ты сегодня кто? – он дотронулся пальцем до украшенного позументом камзола. – Сен-Жермен? Калиостро?
– Называйте меня Брюсом...
– Ого! – продемонстрировал осведомленность Борецкий. – «Птенец гнезда Петрова»? Неплохо придумано. Сей милостию российского царя граф, кажется, не чурался увеселительных мероприятий и умел развлекать публику. Даже слыл колдуном! В своей подмосковной усадьбе он, говорят, держал пруды замерзшими аж до середины лета и катался на коньках перед гостями. Теперь он тоже не прочь навести шороху и расхаживает по усадьбе привидением. Уж не ты ли это?
– Я.
– Вот это по-нашему! – усмехнулся Арлекин. Он уже выпил пару рюмок анисовки и не прочь был
С подачи Бутылкина Астра получила маскарадное прозвище – графиня, – которое все одобрили.
В этот момент по ступенькам спустился ослепительный Вишняков-волхв, вызвав всеобщее восхищение. Он выглядел потрясающе в одеянии из черной парчи с фиолетовым отливом, сплошь затканной дубовыми листьями и желудями, с серебристой вышивкой по вороту, подолу и рукавам, с нагрудным знаком солнца и полумесяца. На голове – белый парик, в руке – деревянный посох с венчающим его позолоченным шаром, а лицо закрыто ритуальной полумаской.
По залу пронесся вздох, Коломбина захлопала в ладоши.
– Чем не Дед Мороз? – съязвил Матвей. – Только мешка не хватает.
– Ты великолепен! – бросился к приятелю Борецкий. – Назначаю тебя моим главным помощником!
Вишняков же, вопреки всеобщему ликованию, был чем-то недоволен, угрюм. Его губы оставались плотно сжатыми. Он окинул взглядом зал, как бы ища кого-то, и медленно опустился в кресло.
«Надеялся увидеть свою „русалку“, а девушки еще не вышли, – подумала Астра. – Вот он и раздосадован. А может, они уже успели встретиться и поругаться?»
Ульяновна накрывала на стол. Блюда русской кухни, напитки исключительно по старинным рецептам, большая глиняная миска с кутьей, печенье в форме фигурок скота. Огромная елка переливалась разноцветными огнями, на ветках, наряду с игрушками, висели фигурные пряники, завернутые в фольгу яблоки, орехи, конфеты.
Вишняков-волхв сидел, не двигаясь, без единого слова, напоминая величественный монумент.
Визгливый вскрик Коломбины заставил всех повернуться в ее сторону.
– Там! Мертвец! – вопила она, показывая пальцем в окно. – Я видела... видела...
К малой гостиной, где разместили девушек, примыкал совмещенный санузел, светлый, просторный, хоть на велосипеде катайся: тут были и круглая ванна, и душевая, и все остальное, как в городе.
– Итальянская плитка молочного цвета! – восторгалась Юна. – Господи, девчонки, я когда-нибудь заработаю на такую ванную?
Она сушила у зеркала рыжие кудри, Бэла принимала душ.
– Небось бывшие хозяева, ну те, настоящие помещики, мылись в обычной бане и о такой роскоши, как горячая и холодная вода в доме, и не мечтали, – отозвалась та. – О, черт! Опять...
– Что?
– Кровит... Сколько я таблеток наглоталась, а толку мало.
– Сильно?
– Не очень. Надеюсь, все обойдется.
Юна вспомнила о больной матери и погрустнела. Она пробовала звонить домой, но мобильник высвечивал «поиск сети».
Бэла выключила воду, завернулась в полотенце.
– Чего это Лейка наша скуксилась? Она еще по дороге нервничала. А как приехали, совсем раскисла. Может, заболела?
Дверь открылась, в образовавшуюся щель просунула белобрысую головку Мио: