Золотой капкан

Гладкий Виталий Дмитриевич

Маленький аппендикс коридора, в конце которого были ступеньки вниз, к запасному выходу, Алексею показался бесконечным – только возле двери он перевел дыхание и оттер дрожащей рукой холодный пот с лица.

Дверь оказалась запертой на висячий замок. Алексей, покрепче упершись ногами в стену, дернул его изо всех сил, и со всего размаху сел на ступеньки – обитая железным листом деревянная дверь на поверку оказалась трухлявой внутри…

Дневальный по взводу охраны, белобрысый короткошеий эсэсовец, что-то мурлыча себе под нос, елозил шваброй по полу.

В помещении находились еще два охранника; они сладко посапывали на скамейках, укрывшись шинелями. Алексей стоял за дверью, до судороги сжимая в руке нож, – ждал. Наконец дневальный ополоснул грязную тряпку в ведре, отжал ее и неторопливо направился к выходу.

Удар ножом был страшен по силе и точности – эсэсовец захрипел и, подхваченный Алексеем, осел у порога. Стараясь не смотреть на хлынувшую фонтаном кровь, Алексей заскочил внутрь караульного помещения; три автомата, полсумки с патронами и гранатами висели у входа на деревянных колышках.

Схватить автомат, воткнуть рожок в гнездо и передернуть затвор было делом нескольких секунд. И в этот миг душераздирающий вой сирены наполнил здание. Тревога! Значит, его исчезновение уже обнаружили…

Эсэсовцы подхватились со скамеек, словно ошпаренные; короткой очередью почти в упор он уложил их обратно.

Мгновенно перекинув через плечо все три подсумка, он ринулся в коридор, и побежал в глубь полуподвала к архиву. Уже почти у двери архива он едва не столкнулся с бежавшим навстречу начальником охраны штурмшарфюрером СС Гессельбахом, выскочившим из-за поворота вместе с охранниками. Со злой радостью нажимая на спусковой крючок автомата, Алексей увидел на лицах эсэсовцев смертельный ужас.

Перескочив через тела охранников, Алексей с разбегу ударил ногой в дверь архива, и полоснул очередью вдоль стеллажей, где помертвевший от страха начальник секретной части безуспешно пытался вытащить непослушными руками пистолет из кобуры…

Сухой щелчок затвора среди грохота выстрелов Алексей не услышал. Он еще и еще раз нажимал разогретый металл спускового крючка, и только когда непривычно мертвая тишина воцарилась под низкими коридорными сводами полуподвала, Алексей вдруг понял, что патронов больше нет. Оставался только пистолет начальника архива и граната. Оттащив в сторону тело одного из солдат охраны, пытавшегося выкурить его дымовой шашкой, Алексей закрыл дверь, придвинул к ней тяжеленный письменный стол, и почти без сознания свалился рядом – левое плечо горело огнем, и струйки крови стекали на пол.

Некоторое время он сидел неподвижно, собираясь с силами, затем поднялся и, придерживаясь за стеллажи, пошел вглубь архива, где в металлическом шкафу хранились керосиновые фонари и бидон с керосином. Побросав на пол архивные папки, он сложил их в кучу, и облил горючим. Не торопясь, Алексей зажег спичку и с видом человека, который сделал очень нужное и нелегкое дело, бросил ее вниз. Пламя полыхнуло с гулом, и огненные языки побежали по полу, жадно облизывая нижние полки стеллажей…

Сильный взрыв разнес дверь вдребезги. Взрывная волна

опрокинула Алексея навзничь – он нес новую порцию папок в кострище. Эсэсовцы в противогазах, похожие на вурдалаков, хлынули в помещение архива.

Алексей, пытаясь улыбнуться окровавленным ртом, тихо прошептал: « Мама…» – и выдернул чеку гранаты.

Глава 20

С высоты птичьего полета Кенигсберг напоминал развороченное гнездо огромного грифа-стервятника. Мрачные крепостные башни еще плевались огнем и свинцом, еще грозно щетинились бетонные надолбы в ворохе колючей проволоки, но кольцо окружения сжималось все туже и туже. Пышные султаны пыли, поднятые артобстрелом, все чаще и чаще кромсали молнии реактивных минометов, уничтожающих последние опорные пункты врага. После залпов «катюш» казалось, что горели даже камни.

Эскадрильи бомбардировщиков и штурмовиков, прикрытые истребителями, волна за волной накатывались на Кенигсберг и густо кропили его смертоносным дождем авиабомб. Земля пучилась, со стоном бросая в почерневшее от копоти небо каменные глыбы, битый кирпич и искореженную сталь. Почти непроницаемая глазу серая пелена укрыла город. Лишь в коротких перерывах между бомбежками можно было увидеть искалеченную, израненную твердь, – скелеты обглоданных взрывами и пожарами домов, поклеванные воронками мостовые, провалы и ямины на месте блиндажей и дотов.

Гитлеровцы защищались упорно, с яростью обреченных, памятуя приказ фюрера: любой ценой удержать Кенигсберг. Они цеплялись за каждый клочок земли. В крепости свирепствовали фельджандармы и эсэсовцы, расстреливая солдат вермахта за любую провинность, а в особенности за пораженческое настроение.

– Господин штурмбанфюрер! Господин!.. Барс пытался привести в чувство Кукольникова, заваленного обломками стены.

– Где мы? – прошептал Кукольников, когда Барс усадил его на пол разрушенного дома.

– Да в Кенигсберге, чтоб он провалился! – зло выругался Барс.

Наконец Кукольников начал кое-что соображать; устроившись поудобней на каких-то тряпках, он послал Барса разведать обстановку. Грохот артиллерийских залпов, еле слышимая на их фоне трескотня пулеметов, вой пикирующих бомбардировщиков, вызывающий чувство панического ужаса, смолянисто-черные клубы дыма вперемешку с едкой пылью рушившихся укреплений, щелчки случайных осколков и пуль по стенам дома… – одна из главных цитаделей гитлеровцев в Восточной Пруссии доживала свои последние часы.

Кукольников попал в этот ад, конечно же, не по своей воле. С трудом избежав (не без помощи высокопоставленных друзей из РСХА), сурового наказания за уничтоженный Алексеем архив, он со значительным понижением в должности был направлен в Восточную Пруссию, где в связи с наступлением германских войск абвер широко развернул разведывательные операции. Но потуги лучших профессионалов германской разведки оказались тщетными. Советская Армия своими стремительными действиями сводила на нет все их хитроумные планы.