Золотой ключ, или Похождения Буратины
Шрифт:
Долговязый это истолковал по-своему: чуть наклонился, мягко тронул вспотевшую кисть государственного человека сухими пальцами.
– Не беспокойтесь. Ничего с вашим чемоданчиком не буддет.
Викентию Виленовичу и в самом деле стало спокойнее: он вспомнил.
Ноут он поставил кормиться у электрического щитка в помещеньице со свинцовым потолком, тяжёлым даже на вид. Помещеньице считалось наиболее защищённой частью комплекса и было рассчитано на полную изоляцию в случае чего. Впрочем, эта сторона дела волновала депутата в последнюю очередь. Важно было,
– Тост! Тост! – закричал кто-то жестяным военным голосом и застучал ложкой по стакану, пробивая звоном жужуканье и гундёж. – У Фирьяза Давлетбаевича! Созрел! Тост!
– Началось наше всё, – долговязый сыграл голосом трезвость и оттого в самом деле протрезвел секунд на двадцать. – Теперь придётся слушать. Давайте-ка сюда к нам, тут яйца с икрой. Хотя икра – те же яйца, только рыбьи, – философически заключил он, достигнув верхней границы абстрактного мышления, доступной российскому военному.
Викентий Виленович решил на старое место не возвращаться: рыжего прапора наконец накрыло. Он сидел в характерной позе, свесив голову на грудь, и уже готов был с грохотом пасть. Поэтому Кеша благосклонно кивнул и уселся на чей-то стул. Перед лицом оказалась чужая тарелка, измазанная едой, и захватанный пальцами стопарик. Депутат покрутил башкой и увидел высокий стакан для газировки, а рядом – графинчик с беленькой. Стакан и графинчик смотрели друг на друга недоверчиво, понимая, что не созданы друг для друга. Пархачик, однако, решил иначе: другой посуды чистой не было, а водки внезапно захотелось.
– Таарищи! – гавкнул генерал Давлетбаев, обрушив из-под потолка на головы гостей рассыпчатое эхо. – Один раз… гризантальна с растягом по моей команде… – он вдохнул, берясь за стопарик, н'oлитый старым манером, всклянь, – за успешное окончание нашего Отечества три-четыре – у-ра!
Тост показался депутату не вполне удавшимся, хотя он понимал, что генерал имел в виду что-нибудь вроде окончания службы, или задания, или дежурств – чем они тут занимались и как это называется, он не знал и не хотел. Видимо, остальные тоже поняли генерала в хорошем смысле, поскольку шумно встали и относительно дружно прокричали «у-ра», с требуемым горизонтальным растягом. После чего лихо хлопнули и принялись рассаживаться обратно, скребя ножками стульев по бетонному полу. Пьяненькая тётенька дрожащими руками налила сама себе крымского шампанского и выпила отдельно.
Генерал не остановился. Он не собирался останавливаться на достигнутом. Судя по мыльному блеску глаз, он вообще не собирался останавливаться.
– Таарищи, внимание! – эхо снова запрыгало по залу. – Хочу сказать очень важные слова. Мы все… отдавая единый воинский долг… служили Родине, как отцы служили дедам… – заклекотал Фирьяз Давлетбаевич, делая в речи специальные военные паузы. Депутату казалось, что куски фраз вылазят у генерала изо рта, как пузыри, надуваются
– Чётко исполняя свои воинские обязанности до последнего приказа о расформировании… мы не посрамили своим ратным трудом родные просторы и славу наших предков, военно-космических сил, ныне ракетных войск стратегического назначения…
Прапор наконец пал: классически, мордой в стол, с последующим оседанием тушки вниз под скатерть. Такого падения Пархачик не видывал с прошлого тысячелетия. Он мысленно зааплодировал, и тут же закружилась голова, закололо в груди и подступило явственное ощущение чего-то нехорошего.
Депутат тряхнул головой и наваждение пропало.
– Нашу вечную память падшим и ушедшим в запо… кх, в запас, – генерал звонко кашлянул, подравнивая речь. – И безоговорочную преданность Президентом Российской Федерации Владимиром Владимировичем Путиным, самым чутким к нуждам армии человеком… и величие нашей многострада… – тут генерал запнулся ощутимее, – многонациональной Родины-Матери… с честью носящей высокое звание Российской Федерации! Гризантальна с растягом троекратно, таарищи – у-ра!
– У-ра! У-ра! – закричали подчинённые.
Генерал наконец прикрыл поддувало и взялся за стопку. Все нестройно зашумели. Зашуршало стекло, зацокали вилки о тарелки: люди торопились выпить и закусить.
– Это ещё не самое-самое, – предупредил долговязый и дёрнул уголком рта, что можно было принять и за кривую ухмылку, и за нервный тик. – Он сейчас стихи читать буддет.
– Главное, чтоб не пел, – в тон ответил депутат, морщась: выпитое и съеденное, вроде бы хорошо улёгшееся в животе, вдруг как-то ощутимо покосилось. Дристать на бис не хотелось, да и отходить от стола во время тоста было бы некрасиво. Пархачик немножечко послушал себя и решил, что как-нибудь перетерпит.
– А теперь хочу прочесть! К нашему столу! – порадовал Фирьяз Абдурахманович и, не дожидаясь внимания, начал:
– Таарищи родные дорогие, мы что-то важное свершаем в этот час… и можно так сказать, что все стихии сегодня поздравляют нас!
– Поздравляют как бы нас, – исправил размер долговязый.
– И можно так сказать, – повторил депутат за полковником, выпрастывая из кармана пузырёк с таблетками от желудка и пытаясь отщёлкнуть крышечку. – Минералочки тут есть?
Долговязый окатил стол быстрым оценивающим взглядом, выцепил «Святой источник» без газа и молча набулькал в фужер. Депутат вытряс на ладонь две таблетки, съел и быстренько запил водичкой.
– Давай с таким прекрасным настроеньем… огромного спокойствия, труда! – стихи генерал Давлетбаев явно сочинял сам. – И пусть над нами с наслажденьем горит звезда родная, и она… нам путь укажет всем и таким образом в вечность мы войдем! – слова «таким образом» генерал как бы промотал голосом на удвоенной скорости, а «войдем» оформил через «е».
– Вуильям… Шекспёр, – долговязый нарочито сделал между именем и фамилией классика мировой литературы выемку под матное словцо. Депутат понимающе мумукнул.