Золотой конь Митридата
Шрифт:
– Я прошу тебя, давай не сегодня, – жалобно промолвила женщина. – Сегодня столько всего произошло.
Сестра Стаса обиженно засопела:
– Думаешь, мне легче? Я потеряла единственного брата. И теперь мой долг перед ним – как и твой, кстати, – достойно предать его земле. Я не принимаю никаких возражений и сейчас заеду за тобой. Потом мы отправимся в столовую «Красный мак». В ней еще со времен Советского Союза справляют поминки.
– Ладно, – согласилась Лариса. – Приезжай.
Глава 2
Синопа, II век до н. э.
Верный
Он продолжал наблюдать за матерью, и ее громкие истерики и обильные слезы казались театральными. Публичная расправа с рабыней Валерией прямо на ступеньках дворца (Лаодика одним взмахом меча отрубила несчастной голову, и та покатилась по мраморным ступенькам, как мяч, подметая их иссиня-черными волосами) тоже не впечатлила. Так горюют уличные артисты, раскошеливая толпу, и получается у них лучше.
Но могла ли эта женщина действительно убить его отца? Человека, который любил ее, исполнял каждое желание? В это верилось и не верилось. Не прошло и недели после смерти Митридата Эвергета, как Лаодику окружили люди, ратовавшие за союз с римлянами. Когда подросток, напомнив о том, что он когда-нибудь займет место отца, укорил мать и ее окружение в почитании римлян, за завтраком ему поднесли вино, издававшее какой-то странный запах. Царевич сначала хотел посоветоваться с Тирибазом, но, перехватив пристальный взгляд матери и сестер и не решаясь показаться трусом, сделал хороший глоток и отставил кубок. Странное вино обожгло горло, каленым железом проникло в пищевод, и мальчик сполз с апоклинтра, корчась от нестерпимой боли. Царица равнодушно взирала на страдания сына, сестры оторопели, не зная, что делать, и лишь верный Тирибаз, схватив ребенка, понес его на воздух.
– Дайте воды, много воды! – прокричал он ошарашенным рабыням и, уложив несчастного Митридата под оливу, взял в свои руки его ледяные ладони. Ребенок тяжело дышал, глаза его затуманились.
– Митридат, Митридат, – приговаривал наставник, поглаживая его волосы. – Потерпи немного, сейчас, сейчас…
Рабыня принесла два глиняных сосуда, доверху наполненных водой, и Тирибаз, приподняв голову подростка, начал поить его. Митридат уже не чувствовал боли. Он погружался в мир цветных снов и спокойствия, однако громкий голос Тирибаза мешал ему.
– Не кричи. – Мальчику показалось, что он сказал эти слова громко, но наставник их не услышал. Он продолжал вопить «пей» и вливать воду в узкую щель рта. Митридат покорно осушил сосуды, сам удивляясь, как это у него получилось,
– Отравить ребенка! – шептал он, и каждое слово больно отдавалось в воспаленном мозгу мальчика. – До чего дошли! Но мы вам не позволим это сделать.
Митридат хотел спросить, кто же отравители, но язык, казавшийся тяжелым, мешал ему, глаза слипались. Он погрузился в сон, но не опасный, грозящий смертью, а дающий жизненные силы.
С этого дня Тирибаз не отходил от ребенка. Он лично проверял кушанья и питье мальчика, не спускал с него глаз, но однажды не пришел к нему в спальню ночью, и раб, убиравший помещение, сказал, что Тирибаза и еще нескольких преданных Митридату Эвергету людей бросили в темницу. У мальчика появился новый наставник, краснолицый пучеглазый македонец Амон, кичившийся перед царевичем своим искусством наездника.
– Как плохо учил тебя Тирибаз, – смеялся он, гарцуя на гнедом в белых яблоках коне. – Твой дед и отец седлали необъезженных лошадей, укрощали их, мчались на врагов и метали в них копья. А сможешь ли ты сделать то же самое?
Горячая кровь родственника Александра Македонского заиграла в жилах Митридата. Да, он еще никогда такого не делал, Тирибаз хотел, чтобы воспитанник постепенно постигал азы верховой езды. Хорошо это или плохо – жизнь покажет. Его всегда учили чтить память предков, значит, он должен быть достойным их.
– Смогу, – бросил Митридат в лицо Амону, сразу невзлюбив его. – Ведите коня.
Новый наставник оскалился как-то злобно, недоброжелательно и вскоре привел молодого вороного жеребца, гладкого, необъезженного, с высокими тонкими ногами.
– Это Буцефал, – усмехнулся он в рыжие усы. – Мы прозвали его как коня твоего далекого предка, Александра Македонского. Гляди, какой красавец.
Конь и правда был красив. Он шумно дышал, широко раздувая ноздри, будто чувствуя чужака, который хочет посягнуть на его свободу. Он бил копытом о камень, и Митридату казалось, от камня во все стороны летели искры. Амон ловким движением накинул уздечку на стройную шею и повернулся к мальчику:
– Давай, царь, попробуй, покажи, на что способен.
Нехорошее предчувствие кольнуло сердце, выбило холодный пот, но подросток справился с волнением. Если он откажется, проявит хотя бы каплю трусости, этот мерзкий человек растрезвонит на весь дворец. Да что там дворец! Вся страна узнает, кто сядет на трон. Подойдя к коню, Митридат потрепал его по гладкой шее. Конь задышал еще шумнее, кося на незнакомца огромным, налитым кровью глазом. Подросток взял уздечку:
– Не бойся, – приговаривал он, делая круг. Буцефал спокойно шел за ним. Митридат сделал второй круг и, решив, что время настало, изловчился и запрыгнул на спину вороного и, стуча пятками по его бокам, протянул руку за дротиком. Но Амон не успел ничего подать своему господину. Жеребец громко заржал, будто протестуя, встал на задние ноги, дернулся всем стройным телом и скинул Митридата на землю. Мальчик потерял сознание, больно ударившись виском о небольшой земляной холмик.