Золотой Конвой. Дилогия
Шрифт:
– Да, кивнул Паша, - прадед что-то такое рассказывал. Им дали приказ, пробиться...
– Ну и значит вот. Кивнул я. Вышли они из Нижнеудинска, и никакой Иркутск они естественно, и близко не обогнули. Они даже до города Зимы не дошли.
– Я все разбирался в каракулях старой карты.
– Миновали крупное село, или даже городок... Тулуп... А, нет, Тулун, вроде так. Сколько тут Нижнеудинска, до этого Тулуна по масштабу. Я прикинул... километров сто. Так, дальше Кайтун, но не дошли и до него... Вот тут они и застряли. Чуть дальше и в стороне Тулуна. Не так уж много они прошли.
– Зима, - развел руками Иван.
– Груз.
– Да, - я подумал. Вообще пойти в такой поход, - жест отчаянья.
– Пойти да. А послать?
–
– Не понял я.
– Они же были военные. Приказ, и все.
– Ну да... Нелегко им пришлось.
Я взглянул в окно. Со второго этажа был виден залитый летним солнцем зеленый газон, деревья шуршали зелеными листьями. А перед глазами стоял небольшой отряд. Запорошенные снегом, они медленно уходили вдаль, по белой, снежной целине. И следов за ними не оставалось...
– Самое интересное, - скривил улыбку на одну сторону лица Иван, что им не повезло буквально на пару дней.
– Почему?
– Так, Колчак именно в Нижнеудинске лишился власти. Буквально через несколько дней, после прибытия. Если бы отправка конвоя по каким-то причинам задержалась, судьба экспедиции могла пойти совсем по-иному.
– Тогда они бы не было нашего клада, - протестующе заметил Павел.
– Точно. А он - есть, - я довольно потер ладоши.
– Но какого лешего мы приехали в Омск, а не в Нижнеудинск?
– Я вопросительно поглядел на Павла.
– Надо было не через Питер, а через Москву ехать, балда - Вмешался Иван. Там поезда по прямой до Владика шпилят. Если бы ты сразу показал карту, мы бы все сделали гораздо быстрее.
– Да, сразу, - Паша ужался.
– Должен же я был на вас посмотреть.
– Не доверял, до конца, значит.
– Я посмотрел на него с прищуром.
– А ты бы такое сразу доверял? С Ваней я был знаком, на тебя в пути посмотрел.
– И чего?
– Нормально. Я в людях разбираюсь.
– Польщен, - фыркнул я.
– Ладно, займитесь чем-то полезным. Мне теперь нужно сравнить нашу древнюю рукопись с современными планами.
– Я пододвинул к себе рюкзак, и залез в планшет. Надо привязаться с учетом изменений местности...
Много времени мне не потребовалось. Иван успел принять душ, Паша готовился его сменить, когда я оторвался от электронных карт на планшете.
– Так, братцы, - дело упрощается.
– Относительно недалеко от точки теперь есть какой-то поселок. Называется 'Алгатуй'. На старой карте его нет вообще, видимо уже появился при советской власти. Сейчас там какой-то угольный разрез.
– Э! Они не могли там наш клад выкопать?
– Встревожился Паша, завинтив от тревоги в руках полотенце.
– Я же сказал, относительно недалеко. Это значит ближе всех других. А пешком ты еще офигеешь тащиться. Тут Тайга, знаешь ли... От Нижнеудинска до Алгатуя идет местная железка. Это нам все сильно упрощает.
– Значит, - на Алагатуй?!
– Ероша влажные после душа волосы, провозгласил Иван.
– Да, ближайшим транспортом.
– Согласился я.
– А пока бы, схарчить чего, а мужики?
Мужики поддержали.
– Пожрать, я сейчас организую, - пообещал Иван, и повернулся к Павлу.
– А ты давай пока, в душ. А после еды, давай еще раз, во всех подробностях, чего тебе рассказывал прадед. Вдруг чего еще важное вспомнишь?
***
Мороз стоял лютый. Крупья снега под ногами не сминались, а хрустели, будто битое стекло. Гулять в такую погоду было удовольствием сомнительным. И тем не менее, на улицах было полно народа. Городок был переполнен людьми. Красные напирали, будто поршень шприца вколачивая в тонкую 'иглу' сибирской железной дороги всех от них бегущих. Части русской армии, союзники, мирное население, - все бежали на север, заполонив дороги, станции и полустанки. Бардак был дичайший. Местные жители рвали с беженцев бешенные деньги за постой. Беженцы проклинали, но платили - куда деваться? Часто их проклятия сбывались раньше, чем сами они могли предположить - в дом вваливались
У Медлявсого с Гущиным было где преклонить голову. Их вагон был прицеплен к одному из литерных эшелонов Верховного. Конечно это был не пульмановский пассажирский вагон, в основном эшелоне Колчака. А всего лишь грузовой четырехосный, - но по нынешним временам, и это было много. Беда была в том, что эшелоны верховного правителя, уже почти неделю как застыли на месте. Чешские союзники - заслуживали ли они такого слова?
– объявили район от Новониколаевска до Иркутска операционной зоной своего отступления. Свои эшелоны они пускали первоочередно, а поезда верховного стояли. Ситуация была взрывоопасной. Нередко вспыхивали драки, переходящие в стрельбу, между русскими и чехо-словаками. Верховный отдал приказ проявлять сдержанность, - потому что чехи формально все еще были союзниками. А неформально, по-военному, - на этом участке у них было полное преимущество.
Медлявский и Гущин выбрались из вагона, просто чтобы согреться. Запасы дров к буржуйке таяли, вагон выстывал. Долгая неподвижность вводила в оцепенение и ум и тело. Вот они и вышли, движением разогнать в жилах кровь. Чтобы не бродить бесцельно, спросили у местного, нет ли в городке какой достопримечательности? Мужик в треухе объяснил, что достопримечательность в городе есть, в виде арки построенной в честь наследника престола царя Николая. А еще есть базар, ныне шумный... Царя нет, а арка есть, - заметил Гущин. Давайте приобщимся к местным памятникам, а Медлявский?.. Увольте, уж лучше к базару...
Ни до арки, ни до базара офицеры, впрочем, не добрались. На улице, рядом с торговой точкой у костерка в бочке, столкнулись с безобразной сценой: -Торговка молоком не могла сойтись в цене с беженкой. Беженка, интеллигентного вида дама, с муфтой для рук, упирала на распоряжение о предельной цене. Торговка задирала. Беженка, пригрозила обратиться в милицию, за спекуляцию. Рядом тут же действительно объявилось два милиционера. По их рожам было видно, что они более озабочены не охраною законности, а возможностью пощупать кошелек торговки. Но баба-торговка пошла на характер: - 'раз власть цену ставит, пусть-д-ка она молоко и делат!' Баба выставила нагретый бидон из тулупа, сильно толкнула ногой, тот рухнул - и побежало молоко по грязному снегу, отдавая тепло густым парком. Вслед за бидоном тут же рухнула и сама торговка - без передних зубов, - только кровянка по снегу брызнула. Это вдал проходящий мимо солдат, - как увидел бегущее молоко, побелел. 'Люди на холоде и голоде дохнут, а - ты!'.. Товарищи солдата тоже навалились. Били ногами, прикладами. Торговка верещала звериным воем. Кто-то из солдат сдернул со спины винтовку, снял с дула перевернутый по-транспортному штык, и зажав его в руке сунулся в кучу-малу. Животные стоны торговки переросли в утробный хрип. Окрестные бабы гомонили. Милиционеры оттягивалась от драки подальше, старясь слиться с бревенчатой стеной жилого дома.
– Прекратить!
– командирским голосом рявкнул Медлявский, выпустив тепло из горла, осевшим дымным парком.
– Он сбросил рукавицу, повисшую на ремешке, и оставив руку в тонкой вязанной перчатке, вытянул из кобуры 'Наган'.
– Прекратить, я сказал!
Медлявский вытянул руку вверх, и нажал на спуск - сухо и хлестко грохнул в морозном воздухе выстрел.
Солдаты бившие торговку обернулись. Было в их позе что-то от хищников, застигнутых за трапезой.
– Стерегись, офицерьё!
– крикнул один. И всей толпой они рванулись в ближайший проулок, снимая с плачей винтовки. На утоптанном снеге, в уже подмёрзшем молоке осталась лежать неподвижная торговка, свернутая в калачик штыковым ударом. Беженка в шляпке застыла статуей, белее снега, полуприкрыв лицо руками с муфточкой. Со стороны послышался свист - по дальнему концу улицы бежал чехословацкий патруль. Милиционеры отлепились от стены, и приняв распорядительный вид двинулись к трупу.