Золотой Конвой. Дилогия
Шрифт:
– Значит, ночью, по темноте, весь час будем добираться. Слушай сюда. В три часа буду ждать тебя у вашего забора, со стороны пустыря. Лом и лопату сможешь к забору притащить?
– Смогу!
– С великим энтузиазмом кивнула кнопка.
– Хорошо. В три часа. Будильник заведи. Проспишь, опоздаешь - развернусь и уйду спать. Поняла?
– Поняла!
– Истово кивнула пигалица.
– А почему в три?
– С трех до четырех - самое воровское время.
– Машинально пояснил я еще одну мудрость со времен разведки.
– У нормальных людей тогда самый сон. Как выйдешь из дома, фонарем только
– Точно, - кивнула довольная Ксанка - закопает.
– Ты не скалься, - осадил я.
– Я серьезно. Слушаешься меня, иначе всему делу отбой. Поняла?
– Поняла.
– присмирев пред моим внушительным (как я надеялся) взором, серьезно кивнула девчонка.
– Ну тогда, в село входим по отдельности.
– Приказал я.
– Конспирация превыше всего.
Подходя к дому хозяйки, где я снимал жилье, и перекидывая крючок калитки, я глубоко вздохнул.
– Итак, сегодня ночью я не только буду шляться по степи в компании маленькой девочки. При мне еще будет лом и лопата... Не загреметь бы мне в местные Чикатилы. Всех детей пропавших за двадцать лет на меня спишут. Полиция будет в восторге.
***
Чего я не учел, что ночью даже в этих местах далеко не курортная температура. К трем часам все что было нагрето солнцем днем, успело остыть. Поэтому я изрядно продрог, шляясь за деревенской околицей. Луну затянуло облаками, темень была такая, что глаз выколи, и чувствовал я себя по-дурацки. Девчонка опаздывала. Где-то минут в десять третьего, у меня появилось крепнущее подозрение, что мелкая сикараха вообще меня развела. Я начал вглядывается в Ксанкин дом с темными окнами, пытаясь уловить там какие-то признаки жизни. Дрыхнет небось себе в постели, а перед этим хихикала, как подшутила над городским лопухом, ага...
Эта картина представилась мне так ясно, что я едва не пропустил... Чу! Вроде звук скрипнувшей двери. Ага! Она все-таки соизволила выползти из дома. У дверей загорелся маленький тусклый фонарик, - висящий в темноте огонек. Огонек начал приближаться к околице, за которой я слонялся. Вместе с приближением огонька я услышал какое-то сопение и пыхтеж. Так должен был дышать столетний дед-астматик, а не маленькая девочка. Тут я подумал, что идти с фонариком могла вовсе и не Ксанка. Мало ли кого несло ночью. Сейчас столкнусь нос к носу с каким-нибудь местным дедом Щукарем. Объясняй ему потом,...
С такими мыслями я нашел с внешней стороны забора куст погуще. И слился с ним в полной незаметности. Фонарь я теперь видел еще хуже, через кусты. Зато пыхтение приближалось все ближе, и наконец затихло где-то с той стороны забора.
– Дядь Лёв...
– Раздался в темноте Ксанкин голос, такой громкий, что его наверно услышали все в деревне.
Все-таки это была она.
– Тсссс!
– Вылезая из куста, шикнул я, с трудом различая её смутный силуэт.
– Чего кричишь? И не пыхти так. Ночью звук долгий. Тебя аж под Мурманском слышно...
– Это я лопату и лом тащила, - объяснила Ксанка.
– Тяжелые. Помоги мне их через забор перекинуть.
Я
– Ну, давай.
Почти на ощупь я нащупал черен лопаты, (довольно занозистый, надо сказать). И холодное тело мощного лома, шершавое от ржавчины. Хекнул, и перетащил их на свою сторону забора.
– Теперь ты.
Я подхватил легонькую девчонку, и тоже поставил её рядом с собой.
– Ночь воровская, ни шиша не видно.
– буркнул я.
– Ну что, не придумала?
– Пф!
– Выдохнула кнопка.
– Я ж не меньжовщица какая.
– Где ты слов-то таких набаралсь?..
– Изобразил я облико морале, и подхватил наш шанцевый инструмент.
– Ну, раз не передумала - веди.
– Пошли!
– Она подсвечивая под ноги своим хилым фонариком, двинулась в ночную тьму.
Я шел за пигалицей. Огни деревни за плечом оставались все дальше. Поход в ночи создавал какое-то сюрреалистическое ощущение. Ксанкин фонарик, и мой светодиод в телефоне хоть и давали неплохой свет, но все мы время от времени спотыкались о неровности почвы. Надеюсь, здесь не было каких-нибудь сусликов, которые любили рыть норы. Одна рука у меня была занята телефоном, который в данный момент исполнял функцию фонаря. В другой я кое-как держал лом и лопату. В одной ладони они лежали неловко, пальцы не полностью смыкали круг, и кисть начала уже неметь.
– Ксанка, стой.
– Тяжело?
– спросила Ксанка.
– Давай я лопату возьму.
– Ага, лом еще возьми. И меня на закорки... Просто погоди секунду.
Я остановился, и подумал, как бы мне все устроить посподручнее. На шее у меня была универсальная тряпица - сшитая кольцом из тянущейся ткани универсальная вешь, которую можно было одеть и как шейный платок, и как бандану. Я перетянул тряпицу с шеи на голову, на манер налобной повязки, и подоткнул под неё в районе лба свой телефон, так чтобы ткань не закрывала светодиод. Получился импровизированный налобный фонарь, который светил туда, куда я поворачивал голову. Теперь у меня было две свободные руки, чтоб нести лом и лопату.
– Двинули.
– Скомандовал я.
Мы все шли, шуршали наши шаги, пели в ночи какие-то степные насекомые, шелестел ветер.
Несмотря на то, что идти стало удобнее, тащить лом все равно было тем еще удовольствием.
– Далеко еще?
– Спросил я.
– М-мм. Нет, не очень, наверно.
– Наверно?
– Заострился я.
– Ну, знаешь... ночью все по-другому.
– А мы не заблудимся вообще?
– Запоздало забеспокоился я.
– Нет конечно - засмеялась Ксанка.
– Я же здесь выросла. Это вы, городские, как дети малые.
– Ну-ну. А место-то найдем?
– Найдем. Нам надо только на обрыв моря выйти. Это мимо не пройти. А там я соображу.
Мне захотелось спросить, не сверзимся ли мы случайно с обрыва, не заметив его во тьме. Но решив не разочаровывать компаньонку насчет моего неугасимого мужества, я молча продолжал тащить скарб землекопа.
Конечно ни с какого обрыва мы не свалились. Море предупредило по приближении. Сперва ветром и своим непередаваемым свежим запахом. А потом и шумом волн, разбивавшихся внизу под обрывом.