Золотой Лингам
Шрифт:
Так они шли час или два, а может, и все три – чувства времени и расстояния совершенно покинули Горислава; ночная тишина нарушалась лишь однообразным писком великого множества очень мелких, но страшно кусачих кровососущих тварей, да редким уханьем филина; пару раз буквально в нескольких метрах от них раздавались шум и треск сучьев, быстро удалявшиеся прочь и тонувшие где-то в лесной тьме, словно в вате, – видимо, они поднимали с лежки каких-то крупных зверей: изюбра, кабана, а может, и медведя.
Вдруг чаща начала редеть и тропа уперлась в
– Тут заляжем, – распорядился он шепотом.
– Почему именно здесь? – решился спросить Костромиров.
– Я тут с вечера заприметил тушу кабарги, вон там, слева, в кустах лежит, у болота. По всем видимостям, амба задрал. Да не доел. И ветками, бестия, забросал сверху! Значит, непременно скоро вернется… А мы его как раз встретим туточки. Понял теперь? Ну все, лежи тихо! …На-ка вот, одень, чтобы гнус не зажрал.
Старик достал из котомки и протянул Гориславу шляпу с сеткой-накомарником, после чего удобно устроился между двух корней разлапистой даурской березы; ружье он прислонил тут же, к стволу. Костромиров, держа свой карабин на коленях, привалился к пню и стал ждать, чутко прислушиваясь к каждому ночному звуку. Но все было спокойно; слышалось лишь мерное дыхание Егорыча, стрекот кузнечиков в траве, да негромкое лягушачье кваканье доносилось с края поляны… С гудением пронесся мимо какой-то крупный жук…
Костромиров с огромным трудом заставлял себя сидеть без движения – искусанные комарами шея, лицо и руки страшно зудели, а слишком поздно выданный вредным стариком накомарник помогал слабо – если крупным насекомым он еще как-то препятствовал, то проклятый мокрец – мельчайшая, невидимая глазу мошка, легко проникая сквозь сетку, забивалась в волосы, лезла в глаза, нос и уши; через какое-то время у Горислава уже все тело горело огнем, а на лицо словно бы легла колючая паутина… Эх, сейчас бы трубочку раскурить, подумал он. Но об этом, конечно, не могло быть и речи…
Постепенно стало светать, и вокруг обозначились контуры пока еще одноцветных, но уже вполне различимых предметов – деревьев, кустов, скал. Медленно, одна за другой угасали звезды, но небо оставалось сумрачно-серым, а потом еще и дождь зарядил – мелкий, нудный. Впрочем, Костромиров воспринял его с облегчением, поскольку гнуса сразу сделалось меньше.
Слушая однозвучное стрекотание кузнечиков и отдаленное лягушачье кваканье, Горислав даже начал задремывать… как вдруг откуда-то со стороны болота донесся резкий всхлип выпи… Внезапно умерли все звуки: неугомонные до того квакши смолкли, будто подавились; стих стрекот насекомых… Едкая, зевотная тишь сгустилась над лесом…
Костромиров заметил, как Егорыч медленно-медленно протянул руку и взял ружье. Он тоже изготовился.
Сколько они просидели так, в зловещей тишине и в полной неподвижности, Горислав не знал – время для него будто бы остановилось. И тут послышался легкий – на грани слышимости – шорох…
Гигантская, четырехметровая кошка недвижно стояла позади них, на расстоянии всего пяти-шести шагов, и пристально их рассматривала… Животное было царственно красиво: белоснежная манишка, горделивая осанка, глаза как жидкое золото…
Целую минуту зверь, замерев, смотрел на охотников, они тоже будто окаменели. А потом тигр, сердито топорща усы, ощерил клыки и издал ворчание – столь глубокое и проникновенное, что кровь так и застыла в жилах!
Боковым зрением Горислав заметил, как Егорыч поднимает свое ружье, но одновременно со всей ясностью осознал: ему не успеть – слишком поздно, потому что тигр уже прыгнул – и прыгнул прямо на них!
В следующее мгновение массивная, трехсоткилограммовая туша зверя легко пронеслась над головами охотников, в два прыжка преодолела поляну и исчезла в высоких тростниковых зарослях.
Со стороны болота до них еще раз донеслось похожее на отдаленный гром рычание, а потом все разом смолкло и успокоилось.
– Играет он с нами, что ли? – выдохнул Костромиров, когда сердце вновь начало биться.
– …Может, и играет… На то же он и кот… – после продолжительной паузы ответил Антон Егорович. – …Обхитрил нас амба, факт. А хотел бы задрать – это ты прав, – доедал бы уже… Ладно, уходим! – решительно заявил он, с тяжелым кряхтением поднимаясь на ноги. – Сегодня нам его, поганский царь, не достать.
Тигр оставил на влажной земле четкие следы лап, и, судя по их глубине, он пробыл здесь, прямо за их спинами, достаточно долго. А по пути обратно охотников ожидало еще одно малоприятное открытие: следы кошачьих лап остались и на тропке, по которой они пришли. Это значило, что тигр чуть ли не с самого начала следил за ними и крался по пятам! Но почему тогда не напал?
Шагавший впереди Егорыч вид имел озадаченный и отчасти даже потерянный; Горислав также пребывал в глубокой задумчивости.
– Не пойму я чего-то… – бормотал себе под нос старик. – Зверь, по всему видать, не больной, здоровый… шерсть, вона, какая гладкая да блескучая. И не раненый, кажись… С чего бы ему людоедствовать? Нас опять же не тронул… Не пойму…
– О чем вы, Антон Егорович? – спросил его Костромиров.
– Я говорю, никак не возьму в толк, зачем он людоедствует…
– Что значит – зачем? – не понял Горислав.
– А то и значит… по природе-то своей тигры – не людоеды. И человека отродясь не трогают. Вот если амба был ранен… да выжил – вот тогда, да – обид они не забывают. Еще такое случается, когда зверь совсем старый… или больной – в общем, на лесную дичь охотиться уже не в силах; человека-то задрать куда проще, чем, скажем, кабаргу или кабана того же… Но наш-то, наш – ты сам видал: молодой, здоровый. Чего ему не хватало?