Золотой мальчик
Шрифт:
И пошёл я вперёд, вцепившись взглядом за спину мордастого парня в кожаной куртке и тренировочных штанах. И что за идиотская мода? Денег у них, что ли, на брюки нет? Тело моё, такое только что громоздкое и неуклюжее, стало вдруг как-то сразу гибким и лёгким. Вот что значит закалка! С гордостью подумал я про себя, проникая сквозь толпу. И тут же врезался в вёрткого парня, который так же, как и я, на всех парах летел сквозь ту же толпу, только во встречном мне направлении.
Комплекция парня к таким столкновениям никак не была предрасположена. И в результате он разлетелся на мелкие составные части. А именно: очки его полетели вниз, а сам он — назад, на спины зевак, за что и был ими обласкан.
И тут же пожалел об этом. Нашарив очки, и тряся в воздухе отдавленной в этих поисках рукой, ко мне подошёл видеооператор НТВ, которого я в упор не хотел видеть, но как все телевизионщики, он на это внимания не обращал ни грамма. Ему отношение других к собственной персоне было до фени. Впрочем, другие его интересовали только и исключительно как материал для репортажа. К тому же, я никак не мог вспомнить, как его зовут.
Это тоже было профессиональной чертой. Когда приходится держать в голове огромное количество информации о всяких людях, память абсолютно не удерживает ненужные сведения. К таковым я всегда относил всех мастеров прессы. Не знаю, возможно, кому-то когда-то они и оказывали помощь, но лично я считал их едва ли не своими личными врагами. Особенно, если учесть их постоянный интерес к тому, что не подлежит огласке, к личной жизни, умение все полученные сведения вывернуть наизнанку так, что только за голову держись, да ещё плюс их умение вечно появляться в самых неподходящих местах и в самое неподходящее время.
Я понадеялся, что он меня не узнает, попробовал сунуть ему в руки камеру, отворачивая лицо в сторону и скорчив гримасу, которая должна была изменить мою внешность.
Чёрта с два! У этих ищеек нюх на всё, что пахнет жареным. И память у него в порядке, судя по тому, с каким интересом он разглядывает мои мимические упражнения. Он стоял и понимающе ухмылялся, не спеша забирать свою камеру.
— У вас что-то с лицом происходит, — ласково промурлыкал оператор. Хотите, дам зеркальце?
Всем своим видом этот подлец изображал участие. А тем временем спина, облитая кожей, уходила в сторону метро «Арбатская».
Я пробормотал в ответ нечто неопределённое, стараясь при этом говорить так, чтобы он не понял истинного значения слов, и попытался ещё раз всучить ему камеру.
Но этот мелкий мерзавец даже ухом не повёл. Он демонстративно спрятал руки за спину и спросил, наклоняясь ко мне:
— Товарищ подполковник, вы тут по этому делу? — он кивнул головой за спину, в сторону кафе. — Может, поможете информацией?
Помнит, гад. Ну, теперь всё. Не отвяжется. Оставалась последняя надежда. Я опять нарисовал лицо, изобразив на этот раз на нём неимоверную усталость.
— Слушай, что-то рука у меня затекла, — сказал я, глядя прямо в глаза за толстыми стёклами очков. — И я чувствую, что прямо сейчас могу уронить эту штуку, которую держу в руках.
Расчёт мой оправдался, он двумя руками испуганно ухватился за свою камеру, а я тут же стремительно стал уходить от него, отпихивая ворчавших зевак. Ему никак не удавалось настигнуть меня, хотя он очень старался. Камера задевала людей, а я нырнул специально в самую гущу.
Но я потерял дорогие в таких случаях секундочки, и широкая кожаная спина, которую я так долго и терпеливо поджидал, прыгая на холоде, уже нырнула в подземный переход к метро, в гущу людей, которые, не обращая внимания на происшедшее, жили своей жизнью. В основном тут сидели тесными рядами художники, чьё весёлое братство согнала с вольного Арбата мутная волна торгашей сувенирами. Вернее, даже не они сами,
Толпа валила навстречу так густо, что я застрял в ней и заметно отстал от интересующей меня спины. Когда я, запыхавшись, поднялся по лестнице на противоположную сторону, меня охватило мрачное предчувствие, что я упустил интересующий меня объект.
Но на этот раз интуиция со мной пошутила, всего лишь немного попугала меня за мою нерасторопность. Я с облегчением увидел «своего» парня, возле афиш кинотеатра «Художественный». Но в кино он явно не собирался, что можно было заключить методом дедукции по тому, что к афише он стоял спиной, а сам, вытянув короткую толстую шею, пытался что-то высмотреть на той стороне, откуда только что так торопливо ушлёпал.
Выглядел он, несмотря на свои внушительные габариты, совсем мальчишкой. Круглое лицо, румяные щёки, наивно голубые глаза, белёсые ресницы и совсем по — детски припухлые губы. Дополняла это благолепие трогательная родинка на правой щеке. Такому открытому лицу хочется улыбаться навстречу. Но мне этого почему-то совсем даже не хотелось. Наверное, потому что я точно знал, кому эта физиономия принадлежит.
А принадлежала она Хрюне. Как я помню, кличка эта тянется за ним следом от кудрявых времён его сопливого детства, и дана за вздёрнутый нос, и вправду напоминающий пятачок поросенка. Но детство его закончилось рано, и закончилось оно колонией для несовершеннолетних, куда он попал в четырнадцать лет за участие в грабеже, и нанесение тяжких телесных повреждений.
После этого он ещё четыре раза попадал в заключение. И к своим тридцати неполным годам имел уже лет пятнадцать сроков, из которых отсидел восемь или девять.
Я знал его как одного из приближённых знаменитого Сильвестра, после убийства которого он некоторое время скрывался, а потом оказался в подручных у не менее печально знаменитого Зуба, прославившегося пристрастием к заказным похищениям. Вот это его пристрастие и привело меня в эти места, в кафе «Прага» где часто просиживал этот самый Зуб.
— Здорово, Костя! — хлопнул я изо всех сил по плечу Хрюни.
— Ты что, мужик, в лоб захотел?! — подпрыгнул от боли и неожиданности Хрюня.
Он молнией метнулся глазами по сторонам, опытный волк, битый. Сначала обстановку вокруг себя оценил. Потом оценил меня, быстро и цепко осмотрев мою фигуру. Судя по его брезгливому выражению, он не проникся ко мне особым уважением. Я и сам себя не очень уважал после сегодняшнего, когда убедился, что относительно спокойная служба на сытых хлебах никак не пошла мне на пользу. И хотя ростом я был, пожалуй, повыше Хрюни, но явно имел лишние килограммы и животик, который предательски бросался в глаза. Я непроизвольно попытался его втянуть, но только вызвал этим подобие презрительной усмешки у Хрюни.
— Ты, отец, вали отсюда, пока я добрый, — посоветовал он мне. — И смотри под ноги, а то можно и по голове получить. Понял? Тоже мне, нашел Костю.
Он тут же потерял ко мне всяческий интерес, и продолжил высматривать что-то или кого-то на той стороне. Хотя было не совсем понятно, что он там пытается разглядеть, поскольку здание кафе и ресторана находилось как бы в ямке, ниже уровня зрения.
— Слышь, а чего там случилось? — подёргал я его за рукав.
— Да вали ты, мужик, отсюда! — замахнулся Хрюня. — Что надо, то и случилось. Интересно тебе — сходи посмотри. А если не отвалишь от меня схлопочешь по полной программе. Смотри, отец, я тебя предупредил…