Золотой мираж
Шрифт:
— Тогда ты сам туда отправишься, когда будешь в старшем классе, — сказал Алекс.
— Если у меня будет тогда машина. Диана и Джейк сказали…
— Ладно, это мы еще обсудим, — сказал Алекс. Дэвид расширил глаза, но Алекс уже встал, пресекая попытки продолжить беседу. — Послушай, уже поздно. Я отвезу Клер домой. Если ты еще не будешь спать, когда я вернусь, то мы сможем немного поговорить.
— А можно мне…
— Нет, — сказал Алекс.
Клер поглядела на него, отвернувшись от Дэвида:
— Я думаю, это хорошая идея, — сказала она очень спокойно.
Алекс
— Ладно, — сказал он сыну. — Ты отправляешься с нами на прогулку.
Дэвид встал:
— Да. Спасибо. — Он разогнул свое нескладное долговязое тело и оказался прямо перед Клер. Тут он нагнулся и поцеловал ее сначала в одну, а потом в другую щеку: — Вы потрясающая. Я рад, что вы выиграли лотерею. — Он поглядел на Алекса и опять на Клер. — Я подожду снаружи, — сказал он, и в следующую минуту уже вышел.
В молчании Алекс взял Клер за руку:
— Ты была изумительна. Ты так все замечательно сделала.
— Всегда легче с чьим-то ребенком, — сказала Клер печально. — Но я была, права насчет него, Алекс: он милый мальчик. Ты можешь гордиться — это ведь не только за слуга твоей сестры и ее мужа.
Алекс стоял, притягивая ее к себе, а потом обнял ее лицо обеими руками и поцеловал. Клер обняла его и ощутила тепло его ласковых рук, окруживших ее. Их тела как будто слились; Клер подивилась тому, что все, что они делают, связывает их воедино. Она никогда раньше такого не испытывала. Их поцелуй длился, пока у нее не закружилась голова, и из горла не вырвался низкой стон, и тут они одновременно отстранились друг от друга.
— Мы так никогда не выберемся отсюда, если не пойдем прямо сейчас, — сказал Алекс. — Завтра вечером… могу я тебя увидеть завтра вечером?
— Да. Да, конечно, но зачем нам ждать до вечера? Он засмеялся радостным смехом, который осветил его лицо и сделал легким его шаг:
— Мы можем начать прямо на заре, хотя до нее всего несколько часов. Скажи мне, как ты хочешь.
— Я позвоню тебе утром. — К ней возвращалось чувство своей отдельности, индивидуальности. — Я хочу посмотреть, что там происходит дома.
Алекс помог ей надеть куртку и поцеловал в затылок.
— Неважно, когда мы начнем. У нас впереди целая жизнь.
ГЛАВА 16
Ханна пригласила Форреста Икситера на ленч, и тот прибыл рано, одетый безупречно — в темный костюм с полосатым галстуком и в фетровой шляпе, модно сидевшей у него на голове. Он снял ее, пока представлялся Джине, которую пригласила Клер. Затем склонился к руке Клер, и почтительно поднял ее к своим губам.
— Для меня честь встретиться с вами, миссис Годдар: вы один из наших особых друзей.
Клер поглядела на него испытующе:
— Вы имеете в виду, что я дала деньги?
— О, нет, — сказал он, отметая это предположение. — Нет, нет и нет, я никогда не приравниваю дружбу к деньгам, я даже не говорю о них в том же предложении. Дружба — это священное доверие, без него мы отцветаем и умираем, с ним мы цветем. Поэты знают это, они пишут о дружбе. Банкиры, несчастные люди, пишут о деньгах.
— В самом деле, — нейтрально высказалась Клер, и
— Но дружба — это первый и самый прекрасный дар, милая леди, и уже от нее проистекают другие дары. Два ваших чека, которые были отчаянно нужны и которые были получены с безграничной благодарностью, получились из вашей симпатии к моему делу, из вашего доверия ко мне и вашей веры в мои способности. Другими словами, вы были истинным другом.
Клер не сказала ничего о том, что он был прав насчет дружбы, но ошибался насчет личности: она дала деньги, потому что любила Ханну, и к нему это не имело ни малейшего отношения. Она была уверена, что назад их никогда не получит.
В библиотеке они с Джиной сели за круглый стол, застеленный большой красно-зеленой скатертью и заставленный расписными тарелками и горшочками. Ханна подала суп, а Форрест встал у камина, положив одну руку на скатерть, и поглядывая сверху на них. Его рот почти терялся в бороде, его сияющие голубые глаза были устремлены на Клер с твердой уверенностью. Клер, которая была убеждена, что он шарлатан, вдруг обнаружила, что он ей понравился.
— Мир — это сокровищница, полная такими красотами, что мы даже не можем насладиться всеми ими за короткую жизнь, — произнес он, и Клер решила, что именно так он говорит, когда читает лекции в нью-йоркском колледже. У него был резонирующий бас, который преисполнялся пылом, когда он вещал: — Мир на каждой заре свеж и обещающ — оглянитесь! Мы окружены чудесами, мы стоим на цыпочках у обрыва, раскинув руки, одной ногой в воздухе, готовые взлететь. Боже мой, как благостно жить, вытягивать руки и чувствовать наш безграничный захват и обнимать бесконечные чудеса этого мира! Как благостно просыпаться каждый день в таком прекрасном мире!
Клер взглянула на Ханну и Джину, они обе устремили взгляд на Форреста и улыбались. Клер подумала, что ей тоже нужно улыбаться, она почувствовала себя легкой, как будто его голос был рекой, уносящей ее куда-то прочь, далеко из дома. Но, впрочем, это был не только голос — его раскинутые руки, тело, почти выпрыгнувшее вперед в приступе энтузиазма, и некая младенческая невинность, с которой он относился к миру — все окружающее, казалось, его манило и удивляло. Это было заразительно, как приглашение на танец.
— Как интеллигенты, как тонко чувствующие люди, мы убеждены, — продолжал Форрест (его голос упал, потом рванулся вверх с большой силой), — что должны увеличивать красоту, растить ее, чтобы плоды падали как дождь с небес и утоляли жажду людей с покинутым духом по всему миру, чтобы насилие, деградация и несчастье исчезли навсегда с лица земли.
— Я согласна, — сказала Клер легко, прерывая его парение. — Я просто не могу представить себе, как кто-нибудь станет об этом спорить.
Он поглядел на нее и застыл, как будто пытаясь найти строчку в своей шпаргалке. Затем он простер руку, лучезарно улыбнулся, казалось, излучая счастье, и подставил четвертый стул к столу. Джина поглядела на него с восхищением.