Золотой петух. Безумец
Шрифт:
Далее он описывал, как Масисяну перед смертью привиделся «золотой петух» и что от его незримого покровителя, приносившего ему богатство, в руках у купца якобы осталось только золотое перо…
Сопоставляя это видение с действительностью, автор письма усматривал в ней некую аллегорию — «…от „золотого петуха“ осталось в руках вашего отца только золотое перо… точно так же от богатства, приносимого „золотым петухом“, уцелела лишь ничтожная часть.
Чем же на самом деле был этот „золотой петух“, который приносил счастье вашему дому и удачу в делах
В конце письма Микаел сообщал Стефану о его матери и сестрах, описывал, как похорошела Рипсиме, какой она стала очаровательной девушкой.
Он уже запечатывал письмо, когда в комнату с грустным видом вошла госпожа Мариам и села возле него.
— Вы написали Стефану, чтобы он скорее приезжал? — спросила она.
— Излишне напоминать ему об этом, он приедет, когда ему позволят дела, — ответил Микаел.
— Ах, что с нами будет, пока он приедет…
— Все будет хорошо. Стефан — ваше самое главное богатство, чего вам еще надо. Вы должны быть счастливы, имея такого сына.
— Я верю вам, — ответила утешенная его словами мать, — я согласна жить в бедности, есть один сухой хлеб, только бы он был со мной… Я боюсь, что не доживу до его приезда.
— Доживете, сударыня, он не заставит вас долго ждать.
— А что вы ему написали о нас?
— Многое… обо всем написал.
— А вы написали, что «золотой петух» погиб?
— Написал…
— Это такое большое несчастье, — всхлипнула она, прижимая платок к глазам.
— Стефан принесет вам новое счастье, нового «золотого петуха», но только совсем не похожего на прежнего, — ответил Микаел.
Госпожа Мариам вышла от него с просветленным лицом.
С того дня как приехал Микаел, Гаяне и Рипсиме ни разу не имели возможности поговорить с ним. Иногда он видел их издали, но стоило ему подойти поближе, как они тотчас убегали к себе в комнату. Микаела это не очень удивляло, он хорошо знал местные обычаи. Столько лет они провели под одним кровом, вместе росли, но сейчас держались так отчужденно, словно никогда друг друга не знали. Дело было не в долгой разлуке: обе девушки были уже в том возрасте, когда им не подобало находиться в обществе молодого человека.
В день приезда Микаела мать предупредила дочерей.
— Имейте в виду, что вы уже взрослые девушки, и хотя Микаел вам вроде брата, но все же вам не следует вступать с ним в разговоры, это не полагается.
Первые дни девушки, помня наставления матери, подчинялись ее требованию, но между собой они немало говорили об этом, и что-то похожее на протест просыпалось у них в душе.
— Ты знаешь, Гаяне, — рассказывала Рипсиме сестре, — сегодня, когда Микаел пришел, я стояла у ворот, он постучал, я открыла ему. «Здравствуй, Рипсиме», — сказал он и улыбнулся, а я ничего ему не ответила.
— Не скажет он этого, — холодно ответила Гаяне, — он прекрасно знает наши обычаи.
— При чем тут обычаи, — с досадой возразила Рипсиме, — разве он нам чужой, почему мы не должны разговаривать с ним?!
— Не чужой, сестричка, но что скажут посторонние?
— Что могут сказать? Кому какое дело до того, что мы у себя в доме будем разговаривать с человеком, с которым вместе росли.
Заметив, что сестра очень взволнована встречей с Микаелом, Гаяне наставительным тоном сказала:
— Ты права, в своем доме мы можем говорить с кем угодно, но не забывай, что и у стен есть уши. Стоит кому-нибудь услышать — сразу же станет всем известно.
— Ну и пусть!
— Тогда конец нашему доброму имени, пойдут всякие сплетни.
— Но ведь Микаел нам все равно что брат.
— Что с того, он же нам не родной.
— Признаюсь тебе, Гаяне, откровенно — мне очень хочется поговорить с ним. Ты заметила, какой он стал интересный.
— Заметила, — многозначительно ответила Гаяне.
— Я думаю, в нашем городе не найдется ему равного.
— Нет, конечно…
Во время этого разговора к ним подошла мать, и сестры сразу же умолкли.
Глава восьмая
Прошла зима, за ней весна, истекло полгода со дня смерти Масисяна.
Был воскресный день, знаменательный для всей семьи. В этот день кончился траур, и женщины могли наконец снять свои черные одежды. И для Микаела этот день имел особое значение, потому что Гаяне и Рипсиме сегодня в первый раз должны были надеть новые платья, которые он заказал для них в Москве и привез с собой.
С утра в дом Масисяна стали сходиться женщины, чтобы принять участие в этом обряде. Гостьи помогли хозяйкам переодеть траурные платья, затем вместе с ними отправились в церковь и на кладбище, где была отслужена панихида. С кладбища процессия направилась в пригородный фруктовый сад Масисянов, находившийся возле кладбища, так как решено было устроить там поминки.
Рипсиме и Гаяне были очень хороши в своих новых платьях. Из мужчин, кроме Микаела, никого не было, но и он держался в отдалении от женщин.
Придя в сад, гости собрались в беседке, затененной развесистыми абрикосовыми деревьями. Госпожа Мариам занялась обедом, несколько пожилых женщин, согласно местному обычаю, принялись ей помогать. Более молодые пошли погулять по саду, полакомиться фруктами до обеда. Гаяне и Рипсиме с подружками отделились от них и ушли в другой конец сада.
Положение Микаела было тягостное: никто, кроме старух, с ним не разговаривал, обычай не позволял ему присоединиться к обществу молодых женщин и девушек. Он ушел в глубь сада и, завидев садовника, вступил с ним в беседу.