Золотой петух. Безумец
Шрифт:
Мусульмане резали армян… Резали всех поголовно, не щадя и тех, кому удавалось спастись от огня. Молодых девушек вытаскивали за косы из домов… Отовсюду неслись жалобные вопли… Но ни слезы, ни плач не могли смягчить сердца озверевших людей.
В резне принимали участие не только курды, но и регулярное турецкое войско и — что еще ужаснее — женщины, которые, забыв о милосердии, подобно разгневанным фуриям, выхватывали из рук обезумевших матерей маленьких детей и кидали их в огонь. Всех, кто оказывал малейшее сопротивление, рубили саблями.
Воины
Совсем иные чувства испытывал стоявший возле них молодой ополченец. На его лице не видно было слез. Глаза юноши горели огнем гнева и мщения, а сердце было переполнено ненавистью, но не к тем, кто резал и убивал, — его негодование вызывали те, кто позволял себя резать, как овец.
— Смотрите! — воскликнул он. — В этой толпе нет ни одного, кто поднял бы руку на своих убийц!.. Это может ожесточить человека, зажечь в нем чувство мести! Изверги поджигают дома, бросают детей в огонь, похищают женщин — и все это происходит на глазах у мужчин, которые покорно подставляют свои головы под турецкие сабли… Будьте вы прокляты! Если ты мужчина, умри в схватке с врагом!
— Какой ты безжалостный, Вардан, — заметил ему один из товарищей.
Вардан ничего не ответил и отошел. Казалось, он не в силах был больше видеть это позорное зрелище. «Армяне не умеют умирать с честью», — с горечью подумал он.
Неподалеку от него, в глухом углу крепости, группа армян ополченцев о чем-то совещалась.
— Если Петрос не вернется, значит в эту ночь недосчитаемся пятого…
— Да, он что-то запропал.
— А ну прислушайтесь! Это его сигнал! Вы слышите — каркнула ворона?
— Да, это он! Давайте спустим веревочную лестницу.
Лестницу спустили, и через несколько минут на крепостной стене появился юноша с громадным бурдюком на спине. Едва водонос очутился во дворе крепости, все бросились его обнимать. Один из ополченцев, целуя его, удивленно воскликнул:
— У тебя мокрое лицо, Петрос.
В это мгновение пламя пожара осветило Петроса.
— Кровь!.. — вскрикнули все.
— Беда не велика, — посмеиваясь, сказал Петрос, — в последние дни я совсем отвык умываться. Зато сегодня умылся на славу.
Петрос коротко рассказал, как он, подойдя к источнику, столкнулся с караульными, которые напали на него, но прежде чем он успел «заткнуть им глотку», они ранили его в голову.
— А куда же девались остальные? — спросили у него.
— Дьявол их возьми! — воскликнул Петрос своим обычным шутливым тоном. — Можно подумать, что они сговорились именно сегодня ночью отправиться на свидание к праотцам. Один лежал у крепостной стены; пуля, видимо, просверлила его прежде, чем он успел спуститься. Другого подстрелили на полдороге к источнику, бедняга еще дышал. Третий плашмя лежал возле родника. А в двух шагах от него нечастный Томас, зажав рукою простреленный бок, проклинал курдов. Но я не остался в долгу, отомстил за всех!..
Четверо
— Черт бы побрал этих курдов, — продолжал он, — рыщут в темноте, как волки. Чуть услышат шорох, тут же укокошат.
Вспомнив о ране Петроса, товарищи его наконец спохватились. Они взяли бурдюк с водой, который нес спасение людям, и направились во внутренний двор крепости.
— Братцы, — заявил один из ополченцев, — тюркам не дадим ни капли. Подумать только, мы сегодня потеряли четверых, а из них ни один не отважился пойти за водой.
— Нет, так нельзя, — запротестовал Петрос, — им тоже надо дать.
— Почему нельзя? — возразил первый. — Не они ли несколько дней назад принесли воду и выпили ее тайком от нас!
— Они поступили плохо, но мы им должны показать пример солдатской дружбы.
Разговаривая, они вошли во двор казармы.
— Вода!.. вода!.. — раздались крики, и сразу же молодых ополченцев окружила толпа.
Трудно описать ликование, охватившее людей при виде бурдюка с водой. Расталкивая друг друга, каждый норовил первым утолить жажду.
— Зажгите факел и не толпитесь; каждый получит свою долю, — сказал юноша, опуская бурдюк на землю.
Факел зажгли. Его слабый свет озарил возбужденные лица людей.
Юноша армянин взял маленький стакан и стал разливать воду. Она была мутноватая и затхлая. Раздался чей-то голос:
— Какой неприятный вкус у воды!
— Пей, — сказал стоявший тут же Петрос, — разве ты не знаешь, что курды подкрашивают воду.
— Как это подкрашивают?
— Они подкрашивают ее нашей кровью… Вы бы поглядели, сколько трупов валяется возле источника…
Людей мутило, по жажда пересиливала, и они пили мутную воду, разбавленную человеческой кровью… Один из них даже отважился пошутить:
— Это нам на пользу, авось здоровее будем!..
Вновь загремевшая пушечная канонада положила конец шуткам. На крепость посыпались ядра. Одно из них взрыло землю в нескольких шагах от того места, где люди утоляли жажду, и разорвалось на множество смертоносных осколков.
В это время в одной из комнат крепости, где некогда помещался турецкий комендант, Штоквич собрал своих офицеров на военный совет. Здесь же были и командиры армянских и тюркских ополченческих дружин. Горевшая на маленьком столе лампа тускло освещала их нахмуренные и озабоченные лица.
В последние дни было получено несколько писем из неприятельского лагеря, в которых осажденным предлагали сдаться. Письма посылал закоренелый враг русских — сын известного Шамиля, генерал-лейтенант Шамиль, адъютант его высочества султана. Его последнее письмо, полное угроз и посулов, было предметом обсуждения военного совета.