Золотой шар
Шрифт:
Он шел, как слепой, держа голову прямо и уставившись незрячим взглядом куда-то за спину Березина. А вместо лица у него была дыра – мрачная, бездонная, обращенная вовне. «Странно и интересно, – подумал Березин. – Туда, поди, руку можно засунуть».
– У вас еще неприятности в столовой были, – проникновенно напомнил часовой.
«Были», – подумал Березин и вспомнил злобное лицо генерала Лаптева.
– А генерал Лаптев здесь! – обрадованно сообщил солдат. – Он на КП заперся. Мы сколько его ни звали, он не открывает. А у меня вам письмо!
– Какое письмо? – удивился Березин,
– Жена ваша прислала на часть. Мне велено вам передать.
Часовой полез в карман, якобы за письмом. На самом деле он неосознанно хотел обнять Березина и лишить его воли к сопротивлению.
– Давай! – обрадовался Березин и уверенным строевым шагом пошел навстречу часовому.
– Дайте я вас обниму, товарищ капитан, – обрадовался солдат. – Как-никак однополчане.
Березин совсем разомлел:
– Давай обнимемся, боец, – сказал он и прослезился.
Наконец кто-то к нему относится сердечно и искренне, а не строит, как подлый генерал Лаптев, козни.
«Бах-х-х!» Голова у часового взорвалась, как арбуз, в который со всей дури запустили камнем. В серое небо ударил фонтан крови. Это Бараско выстрелил из подствольника. Часовой перестал говорить, однако движения по направлению к Березину не изменил. Мало того, он попытался схватить капитана, но промахнулся, потому что Березин остановился.
– Да беги ты, болван! – закричал Костя и тоже выпустил в часового очередь.
Часовой, как и в случае с ранением в голову, даже не среагировал, а прыгнул, чтобы схватить Березина и выжечь у него последние мозги, которые не сгубили ни служба, ни генерал Лаптев, ни «камбун» по имени Гайсин.
Никто из них троих не знал, что «глушитель мыслей» не чувствует боли, что у него нет нервной системы и что это сочетание человека и растения.
Только теперь Березин что-то сообразил и отпрянул в сторону. Часовой промахнулся. Он стал кружить, расставив руки, как в детской игре «салки» с завязанными глазами, и гудел. Чем он гудел, Березин так и не понял. Наверное, как у кошки, – ложными голосовыми связками. Капли горячей солдатской крови упали Березину на лицо. Они были тяжелыми и горячими, словно расплавленный свинец. «Быть такого не может, – ошалело сообразил Березин. – Не может быть, чтобы солдат знал меня, а главное – ходил без головы. Ебическая сила какая-то!»
«Бах-х-х!» Вторая граната, посланная Бараско, пробила часовому грудь. Но и это не остановило его. Он стал размахивать автоматом со штыком на стволе, пытаясь зацепить Березина. Сквозь дыру у него в груди был виден склон сопки и березы в распадке. Березин подался в сторону. Часовой словно услышал его шаги и кинулся следом, выставив перед собой автомат: «Тра-та-та-та!» раздалась очередь. К счастью, все пули пролетели мимо.
Тогда Бараско выстрелил третий раз и отшиб часовому ногу. Часовой стал прыгать на одной ноге так, словно был инвалидом со стажем, при этом он действовал автоматом, как пикой. И только четвертая граната сбила
У Березина от ужаса волосы встали дыбом. Только после этого он побежал что есть силы. Но вместо того чтобы побежать подальше от озера и ЗРДН, он побежал в центр позиций.
«Вот идиот», – подумал Бараско и крикнул Косте:
– Лови его! Лови!
Они устремились следом, крича:
– Березин! Березин!
Но Березин ничего не слышал. Он несся, как угорелый, ловко перепрыгивая через многочисленные кабели, протянутые между составными частями комплекса. Вдруг дверь кабины РПН [23] открылась и раздался знакомый голос:
23
РПН – радиоантенна подсвета наведения.
– Егор! Чепухалин! Ты чего бегаешь по позициям?!
Березин так резко остановился, что содрал мох со скалы. В офицере он с трудом узнал Арсения Гайдабурова, с которым они вместе учились в Энгельсовской учебке. Березин быстро запрыгнул внутрь и захлопнул за собой дверь.
– Привет! – сказал он, опасливо поглядывая в окон, не ползет ли следом ужасный часовой.
– Какими судьбами? – спросил Гайдабуров и удивился, увидел золотую звезду на груди Чепухалина, то бишь Березина. – О! Ты уже Герой России!
– Да, понимаешь… – Березину сразу захотелось рассказать обо всем, что произошло с ним в последние несколько дней, даже о трагическом случае с часовым, но, взглянув пристальней в лицо Гайдабурова, осекся.
– А-а-а… – все понял Гайдабуров. – Не обращай внимания. Здесь все такие. Есть еще хуже. Ты помнишь, как открывать консервные банки?
– Помню… – пораженный вопросом, ответил Березин. – А чего их открывать?
– Ты понимаешь, я забыл. Хорошо, хоть тебя вспомнил. А вспомнил потому, что наши койки пять лет рядом стояли. Помнишь?
– Помню.
– А помнишь, как мы в самоволку бегали и нас поймали и заставили рыть окопы в полный профиль?
– Помню!
– А помнишь Маруську со склада?..
– Помню!
– Ты к ней еще ходил…
– Ну… – скромно поморщился Березин.
Маруська со склада была вдвое его старше, и теперь эти воспоминания были ему почему-то неприятны. Хотя в условиях голодной казарменной жизни посетить Маруську считалось особым шиком.
Гайдабуров протянул Березину консервную банку со следами зубов по краям:
– Открой!
– А ключ у тебя есть?
– Ключ? Какой ключ?
– Хотя бы штык-нож? Или перочинный.
– Перочинный.
– Давай перочинный.
– Здесь у всех память отшибло, – стал рассказывать Гайдабуров. – Хорошо, я еще помню, как меня зовут и для чего мы здесь находимся. А ведь большинство солдат просто ушло в тундру. Сменщик мой, Андрюха, тоже ушел. Теперь вот сижу один. Несу службу. Не знаю, что будет дальше. Понимаешь, очень мне хочется кого-нибудь обнять и придушить, но я сдерживаюсь. Все руки себе покусал.