Золотой шут
Шрифт:
Мы немного поговорили, и мне удалось узнать, что Олух вообще не мылся со времени Весеннего праздника. С тех пор как умерла его мать, никто не говорил ему, что нужно время от времени приводить себя в порядок. Я понял, что умерла она не так давно. Тогда я спросил его, как он оказался в замке, но он не смог сказать ничего определенного. Я решил, что он просто сам сюда забрел, и, поскольку на Весенний праздник, а потом и на помолвку принца собралось много народу, все думали, что он чей-то слуга. Нужно спросить у Чейда, как так получилось, что Олух стал его личным слугой.
Пока
Когда кожа на пальцах Олуха сморщилась, я нашел ему полотенце, чтобы он вытерся, и велел встать у огня. Затем я бросил его одежду в мутную воду, кое-как постирал, отжал и развесил на спинках стульев. Чистой она не стала, но заметно посвежела.
Уговорить Олуха сесть и позволить мне вычесать колтуны из его волос оказалось так же трудно, как соблазнить ванной. Он с подозрением отнесся к расческе, даже после того, как я дал ему зеркало и позволил смотреть, что я делаю. Должен признаться, я не сталкивался со столь трудной задачей с тех пор, как ко мне попал Нед и мне пришлось убеждать его, что вши не являются непременным элементом прически.
Относительно чистый, сухой и причесанный Олух сонно сидел перед камином, завернувшись в одно из одеял Чейда. Думаю, теплая ванна отняла у него много сил.
Я поднял один из его башмаков и повертел в руке. Благодаря урокам Баррича, как справиться с этой бедой, я знал.
– Я могу сделать тебе новые башмаки, только мне нужно сходить в город и купить кожи, – сказал я.
Олух сонно кивнул, его уже больше не удивляла щедрость свалившихся на него даров. Я придвинул его одежду к огню, чтобы она побыстрее просохла, и проговорил:
– Не знаю, что делать с твоей одеждой. Шить я не очень-то умею. Только чинить. Но мы что-нибудь придумаем.
Он снова кивнул, а я, немного подумав, подошел к старому шкафу Чейда, стоявшему в углу. Внутри я обнаружил несколько его рабочих шерстяных туник, которые, как мне показалось, он не надевал уже несколько лет. Одна была опалена огнем, а на остальных виднелись пятна самого разного происхождения, но все равно они выглядели значительно лучше, чем лохмотья Олуха.
Я достал одну, прикинул длину и безжалостно отрезал лишнее.
– Будешь это носить, пока мы не закажем для тебя новую одежду.
Олух едва заметно кивнул, в полудреме всматриваясь в огонь. Когда он расслабился, музыка его Скилла зазвучала мощнее. Я начал выстраивать стены, чтобы от нее защититься, но уже в следующее мгновение отбросил их и открылся ей навстречу.
Прихватив с собой нитки, иголку и тунику я уселся на другой стул и посмотрел на Олуха. Он почти заснул. Я вдел нитку в иголку и начал подшивать тунику.
– Значит, они называют меня «песьей вонючкой», верно? – мягко спросил я.
– Угу.
Музыка слегка изменилась, зазвучала резче. Я услышал
– Олух, ты помнишь, когда ты с ними встретился в первый раз? С теми, кто называет меня «песья вонючка»?
Пожалуйста, покажи мне, – добавил я.
Я отправил свою просьбу на крыльях Скилла, приправив ее тихими словами и ритмичными движениями иголки. Я слышал легкое шуршание нитки, проникающей в ткань, и потрескивание огня в камине и присоединил эти звуки к вопросу.
Олух некоторое время молчал, только музыка Скилла продолжала витать в воздухе между нами. Затем я услышал, как в мелодию проникло шуршание моей иглы и голос огня.
Он сказал: «Поставь ведро и пойдем со мной».
– Кто сказал? – спросил я чересчур резко. Музыка Олуха смолкла, и он ответил мне:
– Я не должен о нем никому рассказывать. Иначе он меня убьет. Убьет до смерти, большим ножом. Распорет живот, и мои кишки вывалятся прямо в грязь. – Я видел, как он мысленно представил себя на улице Баккипа с распоротым животом и валяющимися у его ног внутренностями. – Он зарежет меня, как свинью.
– Я этого не допущу, – пообещал я.
Олух упрямо потряс головой и начал задыхаться.
– Он сказал: «Никто меня не остановит. Я тебя прикончу». Если я расскажу о нем, он меня убьет. Если не буду следить за золотым человеком, стариком и тобой, он меня убьет. Если я не буду подглядывать в двери и слушать, а потом говорить ему, он меня убьет. И все мои кишки будут валяться в грязи.
Благодаря нашей связи через Скилл я понял, что Олух искренне этому верит и мне придется оставить все как есть.
– Хорошо, – ласково ответил я и, откинувшись на спинку стула, сосредоточился на своей работе. – Не думай о нем, – предложил я. – Вспомни других. Тех, с кем ты встречался.
Олух задумчиво кивнул своей огромной головой и уставился в огонь. Через некоторое время снова зазвучала его музыка. Я постарался настроить на ее ритм свое дыхание, а потом и движения рук. Затем очень осторожно подобрался своим сознанием к сознанию Олуха и едва заметно коснулся его.
Я боялся даже дышать, лишь протыкал ткань иголкой, за которой тянулся длинный хвост нити. Олух медленно вдыхал носом и не сводил глаз с огня. Я не стал задавать никаких вопросов, просто позволил его Скиллу проникнуть в меня. Ему совсем не понравилась та первая встреча, не нравилось бежать всю дорогу от замка в город, да еще его спутник вцепился ему в рукав и не выпускал, пока они не оказались на месте. Он был выше Олуха, и тому пришлось идти, неудобно согнувшись и слишком быстро. У него болели ноги, во рту пересохло от ужасно длинной прогулки, которая его совсем не радовала. Олух помнил, что человек, державший его за рукав, постоянно его встряхивал, чтобы он отвечал на вопросы, которые ему задавали.