Золотой скальпель
Шрифт:
Готовы ли? Этот вопрос волновал каждого. Немногие слушатели имели на своём счету хирургически операции, даже самые простейшие.
Поезд отстукивал километры. Небо на западе окрасилось в багровый цвет. Это ещё не зарево пожаров. Война была далеко. Солнце садилось в грозовые тучи.
– Духота, – сказал Якушев. – Быть грозе.
– Это точно, – отозвался Добржанский и тут же спросил: – Интересно, почему это свет не включают?
Виктор Гусев приподнялся, шагнул в вагонный коридорчик. Через несколько минут
– Говорят, светомаскировка… Представляете?!
Впрочем, слушатели, привыкшие в лагере к условностям тактической обстановки, поначалу восприняли это сообщение не слишком серьёзно.
– Маскировка, так маскировка, – сказал Олег Добржанский. – Даже лучше. Полумрак больше располагает к разговорам, да и подремать не худо. Прошлую ночь так и не поспали толком.
Кто-то дремал, кто-то сумел заснуть и покрепче. Но Гулякину не спалось. Навеяли воспоминания пейзажи, пробегавшие за вагонным окном.
Как он, сельский паренёк, стал слушателем военно-медицинского факультета одного из ведущих медицинских институтов страны? Всё складывалось, казалось, словно и не по его воле. Но когда настал час он вдруг собрался и проявил волю, упорство, настойчивость…
В 1932 году после окончания школы колхозной молодёжи, Михаил поступил в Орловский машиностроительный техникум. Правда, здесь и ожидало первое разочарование – строительный факультет, о котором он мечтал, закрыли. Пришлось идти на машиностроительный.
Год отучился успешно. Специальность, осваивать которую пришлось против воли, постепенно стала нравиться.
Лето 1933 года провёл в деревне. Снова, как и во время учёбы в школе колхозной молодежи, помогал матери, работал в колхозе, занимался с братьями и сестрой. Но следующий год круто изменил его судьбу. Зима 1933-1934 годов выдалась суровой, морозной. К тому же накатился голод…
Если в деревне ещё какие-то припасы были, то в городе стало особенно трудно. На помощь родителей Михаил рассчитывать не мог: знал, что семье и без того трудно. Трое малых детей подрастали. Надо было самому заботиться и об одежде, и о питании.
Тогда-то и принял решение уйти из техникума. Но учёбу не бросил. Устроившись на работу в совхоз «Спартак» в Чернском районе, стал посещать вечерний рабфак, который закончил экстерном.
Отец в то время работал в Чернском райземотделе, но вскоре получил новое назначение – возглавил крупное лесничество под Тулой.
В те годы в гостях у Гулякиных часто бывал тульский врач-хирург Павел Федосеевич Федосеев. С большим интересом слушал Михаил его рассказы о сложных операциях, о спасении, казалось бы, безнадёжных больных.
Медицина для Михаила была областью незнакомой. О ней, как о возможной профессии, он даже не задумывался.
И вдруг, однажды, неожиданно для всех, Федосеев сказал Филиппу Кузьмичу:
– Сдаётся мне, что из Миши может получиться очень хороший врач.
– С чего ты взял? – удивился Филипп Кузьмич. – Он у меня строителем мечтает быть. В институт собирается поступать.
– Это, конечно,
Отец даже не нашёл, что сказать. Посмотрел на сына испытующе, да махнул рукой:
– Какая уж там медицина? В институт ещё поступить надо.
Михаил внимательно посмотрел на Федосеева и вдруг сказал:
– Экзамены? Экзамены подготовлюсь и сдам. А расскажите о профессии хирурга, Павел Федосеевич?!
– Да что ж, – пожал плечами тот. – Сразу и не расскажешь всего. Да разве мало я рассказывал? Ну… Попробую…
С того дня Михаил с особым вниманием стал слушать всё, что рассказывал Федосеев. А ведь тот точно уловил черты характера юноши. Любовь и расположение к людям всегда были присущи ему. Федосеев же обратил внимание на то, как важно для врача, к которому идут несчастные, поражённые недугами пациенты с надеждами на спасение, быть внимательным и способным к сочувствию. Пройдут годы и уже будучи знаменитым хирургом, Михаил Филиппович Гулякин скажет фразу, которая станет крылатой в госпитале: «Душа хирурга должны быть с больным вместе».
И снова удивительный поворот.
Как-то летом 1937 года к Михаилу пришли его друзья по рабфаку Константин Гостеев и Михаил Шерстнёв.
– Мы решили поступать в мединститут! – сказал Костя. – Едем в Москву. Давай с нами!
У Михаила перехватило дыхание. Вспомнил слова Федосеева, которые взволновали его, подумал: «А что если попробовать? Вдруг действительно стану хирургом?»
Съездили в Москву, подали документы во 2-й Московский медицинский институт и засели за учебники. Всё лето занимались. И вот пришло время экзаменов. Не было у Михаила в жизни до этих пор столь серьёзных испытаний.
Первым был письменный экзамен по математике. В большом, просторном актовом зале стояла мёртвая тишина. Лишь поскрипывали перья ручек.
Просмотрев задание и осмыслив его, Миша Гулякин успокоился. Он знал решения всех примеров и задач. Сказались недели напряжённых занятий летом. Да ведь и в школе колхозной молодёжи он был далеко не последним учеником.
Огляделся. Неподалёку от него склонились над столами Гостеев и Шерстнев.
«Как-то у них дела?» – с беспокойством подумал о товарищах.
Работу Миша завершил одним из первых. Снова посмотрел на товарищей. Гостеев обернулся и подмигнул, мол, всё в порядке. Справился с заданием и Шерстнёв. Сразу стало легче на душе.
После экзамена долго делились впечатлениями, снова и снова проверяя себя, разбирали решения задач. Этот день решили отдохнуть, а уж с утра взяться за подготовку к устному экзамену по математике.
– Погуляем по Москве, – предложил Шерстнёв.
Михаил уже мог кое-что показать друзьям и немного рассказать о Москве, в которой им теперь, в случае поступления, предстояло учиться.