Золотой телец
Шрифт:
В сундуке хранились книги русских писателей Достоевского, Толстого, Чехова и других. Но было и несколько номеров журнала «Нива» с рассказами А. Конан-Дойла о сыщике Шерлоке Холмсе. Я зачитывался ими.
Необыкновенные способности Шерлока Холмса в раскрытии преступлений не только поразили меня, но и дали соответствующее направление мыслям: я твердо решил стать таким, как он.
А рос-то я в городе. Когда мне было четыре года от роду, семья перебралась сначала в Спас-Клепики, а затем и в Москву, где в 1941 году я окончил семь классов школы № 600, незадолго до того выстроенной на Бутырской улице. Учился я хорошо и охотно.
Когда
В критический для столицы момент семья была эвакуирована . Мы оказались на родине, в селе Тюково, где я убирал картофель, занимался другими обычными крестьянскими работами. Жили бедно, голодно и холодно. Согревали душу только книги из заветного сундука дяди Степана.
Рвался в Москву. Улучшив момент, захватил с собой полпуда ржи и убежал на станцию, чтобы уехать в Москву. Еле-еле добрался в столицу, преодолев милицейские и воинские заслоны.
Поселился я у товарища, с которым вместе договорились бежать на фронт. Готовили сухари и другие припасы. Но его родители предотвратили этот наш «подвиг», предложив проявлять патриотизм в тылу, пока не подрастем.
К этому времени вышло постановление правительства о создании спецшкол для подготовки юношей в артиллерийские училища. Я и пятеро моих дружков подали заявления в 5-ую Московскую артиллерийскую спецшколу и без особых осложнений были приняты. А уже через день эшелон со школьниками был отправлен в город Ишим Тюменской области. Там нас рассортировали: старших школьников отправили сразу в артиллерийские училища. Мне выпало пробыть в этой спецшколе еще два года.
Разместили нас в доме бывшей семинарии — помещении большом, холодном, мрачном и запущенном. Отапливали мы его сами: дрова возили из леса, пилили, кололи и топили многочисленные печи.
Учили нас хорошо. Преподавательский состав был весь из Москвы — специалисты отменные и требовательные.
Жили дружно, ссор и драк не помню. А вот голод чувствовался. Ежедневно получали 500 граммов черного хлеба и кружку кипятку. На обед —чашка галушек ( заваренных в кипятке комков черной муки ). Кто мог, покупал кое-какие продукты на рынке, в основном хлеб и картошку.
В бане мылись редко, и донимали нас вши, избавиться от которых было невозможно. Некоторые умельцы приспособились прямо на уроках устраивать «вшивые» гонки. Победитель получал от побежденного пайку хлеба.
Были и другие развлечения, подобные тем, о которых рассказал Н.Г. Помяловский в «Очерках бурсы».
В конце 1944 года школа № 5 вернулась в Москву, ученики стали готовиться к выпускным экзаменам на аттестат зрелости, введенный впервые в 1945 году.
По окончанию школы я был направлен в 1-ое Московское минометно-артиллерийское гвардейское училище, которое окончил в 1947 году.
После этого я служил в разных артиллерийских частях Московского военного округа, в должности командира взвода.
Перспектива службы в артиллерии в мирное время не радовала. Образ Шерлока Холмса не забывался… Помог случай. Проходя службу в артполку Кантемировской танковой дивизии в Нарофоминске, я на два месяца был прикомандирован дознавателем в Военную прокуратуру этой дивизии. Возглавлял ее молодой энергичный подполковник юстиции Аралов. Следователь был в отпуске, и Аралов
Я отказался идти на обман и все материалы со своими выводами доложил прокурору. Факт был очевиден и не вызвал у прокурора сомнений. Доложили командиру дивизии генералу Якубовскому, который строго наказал командира части за гибель солдата.
После этого случая Аралов без особых опасений привлекал меня к проверке других серьезных материалов о кражах, изнасилованиях, дезертирстве.
После окончания срока работы дознавателем по рекомендации Аралова я был переведен из Нарофоминска в Главную военную прокуратуру, а оттуда в Петрозаводск, в прокуратуру Северного военного округа, сначала на должность секретаря, а вскоре — военного следователя Сортавальского гарнизона. Прокурором там был в это время подполковник Бутрин, опытный юрист, обучавший меня премудростям следствия. Но учеба продолжалась недолго — он ушел в отпуск, оставя меня одного.
Уезжая в Сочи, предложил мне сначала разобраться с уголовными делами, так как следователя в прокуратуре не было давно, и дела эти лежали мертвым грузом.
Буквально на третий день после моего прибытия в Сортавалу был обнаружен в гостинице труп капитана, прибывшего из Германии. Ужасная картина: горло перерезано, на полу лужа крови, в которой валяется опасная бритва. Рядом сумка и вещи умершего. Милиция не стала заниматься этим делом и в помощи мне, тогда еще «чужаку», отказала.
Рассматривались разные версии: самоубийство, убийство, несчастный случай. Я сумел доказать, что это было самоубийство на почве ревности. Прокурор округа утвердил мое постановление по этому делу.
Разделавшись с этим делом, я не мешкая приступил к другим — по кражам, изнасилованиям, попыткам побега через границу. Они не представляли трудностей и были мной закончены без брака.
Вскоре вернулся из отпуска Бутрин. Вдвоем нам стало легче. Но мне явно не хватало знаний. Пришлось поступать на заочное отделение военно-юридической академии.
Много приходилось сотрудничать с милицией. Меня в то время очень удивляла ее оперативность и, как бы помягче сказать, некая вседозволенность. Многие вопросы милиция решала оперативнее прокуратуры, ценные данные получала без всяких следственных действий и сообщали мне.
Присматриваясь к деятельности милиции, я вскоре через своих новых друзей из ее среды выяснил, что существует агентура, которая в значительной степени помогает оперативному составу милиции. В сложных для меня делах я использовал эту возможность милиции, хотя прокурор предупреждал, чтобы я этим не увлекался. Но, как говорится, когда запахнет жареным и дело чрезвычайно трудно раскрыть без агентуры, приходилось опираться на Сортавальскую милицию. Помощь была взаимной и плодотворной.
Навыки работы с агентурой совершенствовались и приносили успех в разоблачении преступников.